Виктор Вавич

А вот он длинный, низкий канатный. Филипп шел посреди мостовой - мелкими стеклами рябили решетчатые окна. Тусклый свет мелькал в заводе, и опять черные шинели с винтовками - старые берданки, вон штык-то какой вилой выгнут. Городовые провожали Филиппа глазами. А за углом шум. Ага! У ворот кучка. Вон и квартальный - серая шинель. Так и есть: вон поодаль еще народ - это на работу не пускают. Фу ты! Квартальный туда. Бежит. Городаши за ним.

Филипп стал на минуту.

- Пррра-ходи! - и один городовой шагнул и винтовку от ноги вскинул.

- Ну! - Филипп дернул вверх подбородком.

- Не рассказывай, сука, а то враз поймаешь! - и городовой сделал еще два шага и щелкнул затвором.

Дальняя кучка рассыпалась, Филипп видел, как в одного кинули камнем.

- Да бей в него! - крикнул городовой от ворот.

Филипп повернулся и пошел. Он сделал шагов пять, и сзади грохнул выстрел. Филипп оглянулся. Городовой стрелял туда, куда убежала кучка. Да неужели? Филипп оглянулся еще раз: из низенькой заводской трубы, крадучись, поднимался жидкий дымок.

- Вот сволочь! Какая ж это там сволочь? Бабы, что ли? - Филипп еще раз оглянулся на трубу. - Расскажу Егору, сейчас все узнаю, все-все, как кругом дело, - и Филипп поддал шагу. Теперь уж город, гуще стало на тротуаре, гремят по мостовой извозчики. Филипп проталкивался, отгрызал куски папироски и отплевывал прочь.

- Позвольте прикурить? - Филипп не сразу узнал Егора в барашковой шапке, будто даже ростом выше.

- Дурак ты! - сердито заговорил Егор.

- Чего дурак? Знаешь, что возле канатного? - Филипп строго глянул на Егора.

- Каким ты, дура, расплюям листки отдал? А?

- А что? - Филипп брови поднял, чуть не стал.

- Иди, иди, - бубнил Егор. - Что? А вот и что! Провалили они листки, все девять сотен. Вот что!

- Да ну? - Филипп глядел в землю.

- Теперь и нукай! Понукай вот. Запхали в трактире в машину, на шестерку понадеялись, он их и засыпал. Я ж тебе, дураку, говорил: не можешь, не берися. А он: я! я! Вот и я!

- Так давай я враз другие двину. Давай! Я возьмуся, так я...

- Я! Я! - передразнил Егор и сплюнул в сердцах.

"Сейчас приду, притащу гектограф, да мы с Надей как двинем", - и Филиппу представлялось, как они с Надей орудуют, как листки так и летят из-под валька, и вот не девятьсот, а полторы тысячи - на! получай нынче к вечеру, вот в самый нос кину. "Она уж как-нибудь по-особенному" - и Филиппу захотелось, чтоб дать Наде себя показать - ух! - огонь.

- Придешь вот нынче, - Егор огляделся, - на то же место, только чуть поближе к стрельбищу - вот придешь и всем скажешь: вот это я и есть дурак.

- Да ну тебя! - вдруг озлился Филипп. Он круто повернул и зашагал назад, толкаясь, сбивая прохожих. Он дернул вниз кепку, поймал губой ус и зажал зубами.

"Перерваться, сдохнуть, а чтоб было к вечеру, и вот - пожалуйте-с - полторы тысячи", - Филипп видел уж, как Егор кивает на него головой, а все комитетчики глядят и зло и учитель-но... подумаешь, сами-то лучше.

А Филипп тут, не говоря ни слова, пачку - пожалуйте. И вот тут сказать: "Вот на всякую бабью грызню время волынить, так, вижу, тут мастера..." - и еще тут что-нибудь, поумней - у Нади спрошу.

Филипп чуть не сшиб с ног гимназиста, завернул за угол, и ноги сбавили шаг: вся улица стояла. Люди липли к домам. Две дамы неловкой рысью простучали мимо Филиппа. И вдруг вся улица двинулась назад, попятились все, будто дернули под ними мостовую. Вот скорей, скорей. Ближние еще шагали, завернув назад головы, а от дальнего угла бежали, и все скорей и скорей, и молчание - оно все сильней и выше завивалось в улице, и вдруг вывернули из-за угла казаки. Они рысью шли и по мостовой и по тротуару - пять человек. Филипп стоял и глядел - люди толкали его на бегу, тискались в ворота домов. На пол-улице казаки остановились. Один потряс в воздухе нагайку. Лицо было красное, и он смеялся. Потом мотнул головой вбок, и все повернули, поехали шагом вниз по улице. Двое стали на мостовой, другие поскакали за угол.

- Чего стал! Проходи! - Филипп глянул назад, но городовой уж рванул его за плечо, повернул, толкнул в спину. - Проходи, говорят тебе, стерва!

Филипп двинул назад, и городовые один за другим спешили, стукали на ходу голенищем по шашке.

- А ну, назад!

Филипп прижался к стене, он терся плечом о фасад, скорей и скорей разминуться с городовыми.

Услыхал два коротких свистка сзади. Скосил через плечо глаз - фу, не ему: околоточный останавливал городовых, они цепью перегородили улицу, шагах в пяти позади Филиппа. Филипп шел теперь обходом к себе, в Слободку - улица пустая - ух, не вторая ли цепь там впереди.

Филипп наддал, шел во весь дух, но вдруг улица, вся улица позади городовых зачернела народом, загомонила воробьиным частым чоканьем. Филиппу приходилось тереться в густоте.

Какая-то старуха в платочке совалась, искала выхода меж людей, уцепилась за хлястик Филипповой тужурки.