Читаем Викторианки полностью

«Дорогого дитя», то бишь «Гордости и предубеждения», Джейн пришлось ждать 16 лет. Примерно столько же – «Чувства и чувствительности». Могла и не дождаться, если бы все тот же Эджертон не приятельствовал с братом Генри и если бы Генри, как в свое время его отец, не пообещал издателю возместить ему потери, если он их понесет. Генри Остен, в те годы банкир и предприниматель, оказался более сведущим литературным агентом, чем приходской священник Джордж Остен, и добился, что в начале 1810 года роман сестры принимается к публикации. Всю зиму Джейн живет в Лондоне у Генри и читает гранки. «Только и думаю о „Чувстве и чувствительности“, – пишет она Кассандре в Чотон, – не могу ни на минуту забыть свой роман, как мать не может забыть своего младенца».

Издатель, однако, не торопится, в типографию роман отсылается только через год, в январе 1811-го, в свет же выходит еще спустя восемь месяцев, в октябре; три тома, тираж 750 экземпляров, цена 15 шиллингов, о чем 30 октября извещают читателей популярная «Стар», а днем позже – «Морнинг-кроникл». В газетных анонсах, однако, ничего не говорится о забавном курьезе: вместо имени автора или псевдонима на обложке книги значились загадочные три слова: «Писано некоей леди» („By a Lady“). Спустя два года Эджертон решается выпустить второе издание, но, в отличие от первого, роман «некоей леди» расходится неважно.

Пресса меж тем была неплохой, хотя и не такой громкой, как в случае с «Гордостью и предубеждением». «Характеры правдоподобны и грамотно выписаны, – пишет в феврале 1812 года „Критическое обозрение“. – Вполне правдоподобны и увлекательны описываемые события. Отдадим автору должное: „некая леди“ прекрасно разбирается в людях и удачно сочетает здравый смысл с фантазией». Особенно понравилась Джейн рецензия на роман, напечатанная в «Британском критике». «Отлично! – якобы воскликула она, ее прочитав. – Рецензенту полюбились как раз те герои, которые мне особенно тяжело дались. Мне кажется, он меня вычислил!» В отличие от ее племянницы Анны, которая, увидев в Чотонской библиотеке роман, сказала, даже в него не заглянув: «Судя по названию, какая-то ерунда». Джейн очень веселилась.

А вот по поводу своего самого первого романа, писавшегося в 1788–1789 годах, веселиться ей не пришлось. А между тем все шло к тому, что «Сьюзан» («Нортенгерское аббатство») станет первой ее опубликованной книгой. В 1803 году лондонский издатель Бенджамин Кросби принял роман к публикации и даже выплатил автору «баснословный» гонорар – 10 фунтов. Но потом издавать «Сьюзан» раздумал. То ли потому, что решил, что пародию на готический роман ему, издателю многих авторов готического жанра, публиковать не пристало. То ли потому, что в эти годы испытывал финансовые трудности. Или же потому, что в 1809 году, пока он тянул с публикацией, вышла другая «Сьюзан» другого автора – повторилась история с «Первыми впечатлениями». Узнав о другой «Сьюзан», Джейн в том же, 1809 году переназвала роман именем главной героини Кэтрин Морленд и послала Кросби письмо, где писала, что, если рукопись «Кэтрин» утеряна, то она пришлет второй, исправленный экземпляр, и подписала письмо «Миссис Аштон Деннис», назвав себя таким образом безумицей: Mrs Ashton Dennis (MAD – сумасшедшая). Кросби избрал тактику «собаки на сене», Джейн же он в своем ответном письме не только не обнадежил, но пригрозил, что, если она предложит роман другому издателю, он подаст на нее в суд, ибо права на издание принадлежат ему. Рукопись, написал Кросби, он готов вернуть – но только в обмен на 10 фунтов, которые Джейн несколько лет назад были выплачены. Справедливо – не придерешься.

Выхода в свет «Чувства и чувствительности» и «Гордости и предубеждения» Джейн пришлось ждать более пятнадцати лет; публикации «Сьюзан» она так и не дождалась, роман вышел в 1818 году, через год после ее смерти, уже под третьим, сегодняшним своим названием – «Нортенгерское аббатство»; так назвала его Кассандра.

11

Из шести романов Джейн Остен (седьмой – незаконченный «Сэндитон») три написаны в Стивентоне, столько же – в Чотоне, последнем пристанище писательницы, где она прожила восемь лет и где теперь находится ее музей. Проведя несколько суматошных, разъездных лет сначала в Бате, потом в Саутгемптоне, переезжая из города в город, с квартиры на квартиру (гостиная и три спальни – самое большее, что Остены могут себе позволить), останавливаясь, порой подолгу, у родственников, – в июле 1809 года миссис Остен с дочерьми и прислугой обрели, наконец, постоянное жилье в Чотон-коттедже, доме, построенном в конце XVII века, бывшем трактире, находившимся в деревне Чотон, на перекрестке трех дорог, в Лондон, Портсмут и Винчестер, всего в пятнадцати милях от Стивентона, – спустя без малого десять лет странствий Остены возвращаются в Гемпшир.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза