Читаем Викторианки полностью

Шарлотта же, не столь роматничная, как ее младшие сестры, так же быстро в преподобном Вейтмене разочаровалась, как и влюбилась, «оплакивать его безвременный уход» она, в отличие от младшей сестры, не станет.

«Ховорт – не место для него, – пишет она в августе 1840 года Эллен Насси, – человек он светский, ему нужны новые люди, новые впечатления, преодолевать трудности он неспособен. Он так легко в себя влюбляет, что вскоре ему самому надоедает, что в него влюблены. Нет, напрасно Челия Амелия пошла в приходские священники, совершенно напрасно».

(Шарлотта любит псевдонимы: Вейтмена она нарекла Челией Амелией, Эллен – Менелаем, Эмили – Майором, себя – Калибаном, а Брэнуэлла – Громовержцем[29].)

Громовержец меж тем продолжает искать себя: теперь он уже не гувернер, а скромный клерк на недавно открытом участке железной дороги «Лидс – Манчестер». Работа клерком на заброшенном полустанке – не из тех, о чем можно мечтать, но неподалеку Галифакс, а в Галифаксе – театр и яркие творческие личности. Брэнуэлл близко сходится со скульптором Джозефом Бентли Лейлендом и его братом, букинистом Фрэнсисом Лейлендом, оставившим в своих мемуарах подробное описание двадцатитрехлетнего поэта-художника – железнодорожного клерка:

«Строен, хорошо сложен, не так мал ростом, как о нем говорят, выражение лица радостное, победоносное. Голос звучный, выражается складно. Пребывает в превосходном настроении, никаких следов невоздержанности, о чем пишут многие. Брат не раз говорил мне о поэтическом даре Брэнуэлла, его образованности, о том, какой он превосходный собеседник, и я, познакомившись с ним, в этом убедился».

Выражение лица радостное, победоносное, ибо Брэнуэлл преисполнен оптимизма. В самом деле, есть кому почитать стихи, с кем выпить и поговорить по душам или «о высоком». Есть где послушать музыку, где погулять, что почитать, да и работа не пыльная, времени на творчество и на досуг хватает с лихвой. И, главное, есть где печататься. Брэнуэлл посылает в «Галифакс гардиан» несколько стихотворений собственного сочинения за подписью «Нортангерленд» и «П.Б.Б.» (Патрик Брэнуэлл Бронте), и, о радость, его стихотворение «Небеса и земля» принимается к публикации, да еще в рубрике «Оригинальная поэзия», а вслед за «Небесами и землей» берут в газету еще с десяток стихов. Наконец-то! Брэнуэлл не верит своим глазам, в написанном в августе 1841 года стихотворении есть строки, в полной мере передающие его тогдашнее радостное смятение, головокружение от успехов:

When I look back on former life
I scarcely know what I have beenSo swift the change from strife to strifeThat passes oer the wildering scene.[30]

«Столь быстрый переход от борьбы к борьбе» – эти слова оказались пророческими. Не прошло и года, как борьба за публикацию сменяется борьбой за выживание: Брэнуэлл лишается и работы на железной дороге тоже. В марте 1842 года на станции Ледденден-Фут, где он служит, проходит аудит, обнаруживается недостача, и Брэнуэлла увольняют за «регулярную небрежность, заслуживающую порицания». Формулировка довольно мягкая и, зная Брэнуэлла, вполне соответствующая действительности: деньги он присваивал себе вряд ли, хотя при его страсти к спиртному и опиуму возможно и такое, а вот к своим обязанностям домашний учитель и железнодорожный клерк относился не слишком ревностно. К тому же пьянство на железной дороге карается как нигде сурово.

В апреле Брэнуэлл возвращается в родные пенаты, но сестер дома не застает. Энн по-прежнему пестует детей Эдмунда и Лидии Робинсон, а Шарлотта и Эмили уехали в Бельгию и раньше, чем через полгода, не вернутся.

10

В марте 1841 года отправилась зарабатывать свой горький гувернантский хлеб, причем уже во второй раз, и Шарлотта. Иллюзий относительно этой профессии у нее уже нет. В «Джейн Эйр» она заявит об этом, так сказать, в полный голос. В романе сестры молодого священника Сент-Джона Риверса Диана и Мэри покидают Мур-Хаус и возвращаются к жизни гувернанток:

«…обе служили в семьях, богатые и чванливые члены которых видели в них лишь прислугу и ничего не желали знать об их внутренних достоинствах, ценя только приобретенные ими знания».

Ее будущий хозяин коммерсант Джон Уайт был богат, но вовсе не чванлив, он жил с женой и тремя детьми в собственном доме в Аппервуде, в нескольких милях от Бредфорда, буквально в двух шагах от школы Вудхаус-гроув, той самой, где много лет назад отец Шарлотты познакомился с ее покойной матерью.

Не прошло и трех недель, а Эллен Насси получила от подруги вполне безысходное письмо, его смысл сводился к тому, что гувернантки из Шарлотты не получится, хотя с Уайтами и их детьми она, как ей кажется, поладила.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза