Вильгельм Завоеватель

   — Я тоже, — мрачно проговорил Рауль. — Прольётся много крови. Что станет с нашей Нормандией?

Мгновение Вильгельм молчал. Взгляд его был сосредоточен на далёком горизонте. Всё ещё смотря вперёд, он сказал:

   — Пока я жив, я могу держать в узде Францию и Анжу, которым не терпится захватить мои земли. Но после моей смерти, рано или поздно, Франция проглотит всё. Моя нация погибнет, растворившись в наплыве французов. Я отвоюю для Нормандии новый кусок: королевство вместо герцогства моего предка Ролло. Эта земля будет защищена океаном, а не ненадёжными крепостями. На этой земле будет жить моя нация и будут помнить моё имя.

   — Тогда Нормандию поглотит Англия, — возразил Рауль.

   — Возможно. Но видит Бог, нормандцы будут жить!

Оба замолчали. Наконец Рауль заговорил:

   — Но не забывайте о Гарольде, сыне Годвина. Его любит народ, и у него большие амбиции. Неужели вы надеетесь удержать его на таком тонком поводке? — Рауль кивнул в сторону заложников.

   — Конечно, нет! — рассмеялся Вильгельм. — Кузен Эдуард заставил меня взять их с собой. Но от этого не будет никакого вреда.

   — Жаль, что мы не видели ярла Гарольда, — задумчиво продолжал Рауль. — Что ни говори, он настоящий рыцарь.

   — Их целый выводок, — презрительно заметил Вильгельм. — Одного я посадил в клетку, — герцог кивнул в сторону Улнофа. — Его я буду держать крепко, поверь моему слову. Но осталось ещё пятеро: Свен, Гарольд, Тостиг, Гирт и Леуф. Двое — ещё мальчишки, но в их венах тоже течёт кровь Годвина. Свен, настоящий хищник, не придерживается ни одной священной заповеди. Тем лучше для нас: он сам выроет себе яму. Тостиг от избытка энергии ведёт себя как бешеный кабан, и я не буду герцогом Нормандским, если он не свернёт себе шею. Остался Гарольд, которого мы так и не увидели. Придёт время, и Бог нас рассудит. Эдуард боится его, и потом, король так перегружен работой. — Губы Вильгельма скривились в презрительной усмешке. — Король Англии! Лики святые и король Англии!

Из темноты раздался чей-то голос:

   — Один святой лик, брат мой. «Король, король, против тебя поднимается грозная сила», — говорят советники короля. «Тише, друзья мои, — бормочет святой. — Есть дела поважнее». Он кладёт руки на раны немощного слуги и молится. Таков твой король, брат.

Галет вышел на свет, встал в позу и ухмыльнулся.

   — Не смейся над святым, — приструнил Вильгельм. — Видит Бог, Эдуард творит чудеса!

   — Однако он не смог сотворить сына, чтобы тот унаследовал трон, — усмехнулся Галет. — Дома от нечего делать ты тоже будешь исцелять прокажённых, брат?

   — Мне не дана такая власть, дурак.

   — Жаль, что в тебе так мало святого! — вскричал Галет. — Быть святым — великое дело. Кузен Эдуард проводит свои дни в молитвах, а ночи — в видениях. Бедная королева! «Не хотите ли родить сыночка, который станет королём после вас, душечка?» — «Фи, фи! — кричит кузен Эдуард. — Я слишком чист, чтобы опускаться до такого». Он перебирает чётки, просит Господа и мать его благословить воздержание и бросает Англию, словно кость, на растерзание двум псам. Славная будет грызня!

Герцог улыбнулся:

   — Ты знаешь слишком много, мой друг. Осторожней, не то я отрежу тебе уши!

   — Тогда мне придётся вернуться в Англию и просить короля подержать руки и надо мной. Клянусь, у меня вырастет пара благородных ослиных ушей.

   — Довольно, — оборвал шута Вильгельм. — Я хочу спать, — зевнул он. — Идём, Рауль.

   — Поспи ещё немного на своём тюфяке рядом с герцогом, — рассмеялся Галет. — Скоро тебе не будет места в покоях Вильгельма. «Я иду спать, жена», — скажет он. И тотчас: «В конуру, Рауль!»

Оба засмеялись над шуткой Галета, но герцог тут же нахмурился. В каюте он бросился на кровать и, глядя на факел, проговорил:

   — Последняя стрела была метко пущена в цель.

Рауль задёрнул дверной проем занавесью.

   — Я с лёгким сердцем уйду в конуру, — пообещал он.

   — Да, но когда? — Вильгельм посмотрел на Рауля и снова на факел. — Моё терпение вот-вот лопнет. Я ждал слишком долго! Я должен услышать «да» или «нет». Едем во Фландрию!

   — Как вам угодно, сеньор, но вы ещё не научились принимать отказы, — усмехнулся Рауль.

   — Я ещё не имел дела с женщинами, — ответил Вильгельм, — и ничего не знаю о них. Что на уме у этой прелестной дамы? Что означают улыбки женщин, когда они говорят колкости? К женской душе нужен особый подход. Она так глубока, так загадочна! Она подобна крепости, и укрепления её так сильны, что моя осада тщетна. Пока я жду, она сопротивляется ещё сильней. Я слишком хороший полководец.

Вильгельм вскочил с постели и стал нервно шагать по каюте.

   — Она как огонёк вдали, зовущий и обещающий покой!

   — Огонёк, — повторил Рауль. — А вы? Вы — разбушевавшееся пламя?

   — Я горю. Ведьма! Такая хрупкая, что могу сломать её. И я это сделаю!

   — Господи! — вырвалось у Рауля. — Неужели так проявится ваша любовь?