Вильгельм Завоеватель

Рауль попытался представить себе, что он обращается с Элфридой так же, как когда-то герцог обращался с Матильдой (и, как ему казалось, всё ещё мог обращаться с ней в некоторых ситуациях), но просто не мог представить себе подобной сцены. Герцог неистово любил неистовую женщину, Рауль же не думал, что характер Элфриды столь неистов. Она умна и очень красива. И, когда он смотрел на неё, его сердце наполнялось желанием защитить её от всего мира. Он видел, как Вильгельм обнимал герцогиню с такой силой, что на её теле вполне могли остаться синяки, Рауль же думал, что если ему когда-нибудь будет позволено прикоснуться к Элфриде, то он ни за что не будет так вести себя с ней.

Герцог направился к двери. Рауль открыл её перед ним, и в этот момент ему в голову пришла неожиданная мысль:

   — Сеньор, а ярл Гарольд знает, чего вы от него хотите?

   — Вероятно, он догадывается, — ответил герцог. — Я не стану открывать ему свои карты до тех пор, пока не пойму, что ему надо срочно вернуться в Англию. Я знаю, что он за человек. Если я заговорю с ним на эту тему сейчас, то он, безусловно, ответит «нет», а как только это слово будет произнесено, никакие угрозы, никакие политические соображения не заставят его отречься от сказанного. Поменять своё «нет» на «да» и тем самым признать меня господином? — герцог рассмеялся. — Нет, он лучше сто раз умрёт, чем сделает это.

   — Милорд, вам он нравится? — поинтересовался Рауль.

   — Да, — без колебаний ответил герцог.

Рауль прищурился:

   — И всё-таки вы собираетесь поступить с ним таким образом? — Он покачал головой. — Я не понимаю подобного отношения.

   — Он первый из моих врагов, кого я уважаю, — ответил герцог. — Я более великий человек, чем он, потому что, как ты говоришь, у него, в отличие от меня, есть сердце, но он такой человек, какими не были ни француз, ни анжуец, ни, конечно, Гюи Бургундский. Но, несмотря на всю его силу и мастерство, вот увидишь, ему не удастся одолеть меня, потому что он всегда прислушивается к голосу своего сердца. Он будет руководствоваться в своих действиях не здравым смыслом, а чувствами. Я же этого никогда не сделаю. Можешь относиться ко мне хуже, но признайся: я никогда не оступаюсь.

   — Нет, вы не оступаетесь, — сказал Рауль. — Я не стану любить вас меньше, Вильгельм, господин мой. Но неужели ярл Гарольд ни разу не спросил, почему вы держите его в плену?

   — Нет, и никогда не спросит. Я не держу его в плену. Я просто хотел чуть подольше наслаждаться его компанией, и моя жена, герцогиня, старается сделать так, чтобы ему не было скучно.

   — Да, он, конечно, не догадывается, что вы чего-то хотите от него!

   — Несомненно догадывается, но ни я, ни он не заинтересованы задавать лишние вопросы. Слишком откровенные заявления могут разрушить как его, так и мои планы. Он ждёт в надежде, что ему представится какой-нибудь счастливый случай, я же поджидаю нужный момент.

Вильгельм хорошо понял ярла Гарольда. Когда тот решил попросить защиты у герцога, то прекрасно понимал, что добровольно заходит в ловушку, из которой ему вряд ли удастся легко выбраться. Гостеприимность герцога не ввела его в заблуждение, и, когда Вильгельм сказал: «Я не хочу даже и слышать о вашем отъезде, ярл Гарольд», он тут же понял, в каком положении оказался, и не стал унижать себя дальнейшими расспросами. Его ни в чём не ограничивали и принимали как многоуважаемого гостя герцога, но в то же время за ним постоянно следовали нормандские слуги, и у ярла не было ни малейшего сомнения в том, что у них были строжайшие поручения ни на секунду не выпускать его из виду. Он воспринимал их присутствие спокойно и в полной мере пользовался их услугами. Для того чтобы удовлетворить все капризы своего нового хозяина, слугам ярла Гарольда приходилось много работать, и у них даже возникло подозрение, что ярл посмеивается над ними.

Казалось, несмотря на всю тяжесть сложившегося положения, ярл Гарольд всегда мог найти себе развлечение. Тень беспокойства никогда не пробегала по его лицу, даже ноты протеста не было в его приятном голосе. Он то отправлялся на соколиную охоту за утками с герцогом, то в сопровождении Роберта из Мортена на великолепной лошади мчался за оленем, то наблюдал за собаками, плывущими за подбитыми птицами. Иногда он до заката проводил время с Фиц-Осберном и Хью де Грантмеснилом, охотясь в чащах лесов Кьювилля на кабанов. Он принимал участие в рыцарских поединках и демонстрировал своё искусство владения боевым топором; веселился на пирах и беззаботно смеялся над шутками Галета. Он подарил кошелёк золота Тейлифу, любимому менестрелю герцога, и был в наилучших отношениях с герцогом и герцогиней. Но однажды, покинув своих новых приятелей, он обнял за плечи Эдгара и пошёл в свою комнату. Когда дверь закрылась и он мог быть уверен, что за ними никто не наблюдает, улыбка пропала с его лица, и он произнёс:

   — Я пленник.