Вилья на час

Какое счастье, что он не носил креста или иного украшения, иначе я пыталась бы ухватить его зубами. Сейчас я хватала воздух, боясь разбудить своим криком соседей, но через минуту уже забыла про всякий страх и стыд. Я ждала эту ночь целый год и не отдам от нее ни минуты — превращусь в животное, которое знает лишь слово: хочу. Да, я хотела еще и еще. С закрытыми глазами, в полной темноте, я прижимала к себе влажное тело барселонца, вдавливала его голову себе в грудь, чтобы Пабло ненароком не увидел моих слез. В них смешалось все: страсть и обида, радость победителя и горечь побежденной, злость и отчаяние и лишь капелька самодовольства. Я отдала ему тело, на одну ночь, но не душу, даже самую маленькую ее частичку… Души у меня больше нет: ее унес с собой Альберт, тихо затворив за собой дверь гостиничного номера.

Дверь вновь хлопнула, и я открыла глаза. Светло. Я в кровати одна, но подушка Пабло примята, и одеяло откинуто и не расправлено. Я скрутила узлом на макушке волосы и вылезла из кровати. Открыла дверь и прошла в коридор, не заботясь о своей наготе.

— Я думал сварить нам кофе, — сказал Пабло, с трудом отрывая от меня профессиональный взгляд.

Да, я чувствовала, что он смотрит на меня, как художник, не как любовник.

— Я выпью его здесь…

— В таком виде?

— Будто ты в другом?

Я не смотрела на него оценивающе. Я сделала все выводы в первые минуты знакомства. Ему есть чем гордиться, мне — тоже, и я сильнее вжалась бедром в дверной косяк и подперла его плечом. Барселонец шумно сглотнул, так шумно, что я расслышала этот звук за гудением кофейной машины. Я ликовала — больше он моего тела не получит. Пусть даже не пытается поцеловать…

Он протянул мне чашку, я взяла ее и пригубила пенку, следя за тем, как он нехотя отворачивается, чтобы загрузить в машину свежую капсулу. Снова гул и снова тяжелый вздох.

— Вики, я понял, что должен это сделать…

Пабло повернулся ко мне без кофе. Чашка осталась на столешнице. Он снова гулко сглотнул и даже зажмурился.

— Я отвезу тебя к Альберто. Прямо сегодня. Прямо сейчас.

Моя рука дрогнула, но не выронила чашку, а подняла над головой, и чашка полетела Пабло в лицо. Он увернулся, но стекло окна выдержало, и осколки посыпались в раковину.

— Мразь! — вырвалось у меня по-русски, и я не собиралась ничего ему переводить.

Мой вид, одновременно грозный и растоптанный, в переводе не нуждался.

Глава XXII

— Послушай! Послушай же! Послушай меня!

По щекам текли слезы. Быть сильной, увы, оказалось мне не под силу. Пабло тряс меня за плечи уже, кажется, целую вечность, а я все никак не могла успокоиться. Или не хотела… Как и слушать какие-либо его оправдания. Прощения ему не будет! Взять меня обманом в нашей ситуации то же самое, что и взять силой. Взять чужое. To, что я берегла для другого. Того, кому я не смогу теперь взглянуть в глаза.

— Вики, я сказал тебе правду…

Пабло перестал трясти меня и придавил бедром к стене, чтобы зажать мое лицо между своими большими горячими ладонями.

— Все правда. Ну, кроме того, что я не знал, где Альберто. Я знаю, где он…

Я дернулась, и барселонец вжался в мой лоб своим. В отличие от рук, лоб его был покрыт ледяной испариной. Как и мой.

— И также я знаю, что Альберто не хочет тебя видеть. Вернее, не захочет, когда узнает, что ты здесь, — он отстранился всего на пару сантиметров и теперь внимательно всматривался в мое лицо, точно искал в глазах ответ, который отказывались давать ему мои дрожащей соленые губы. — Вики, только не подумай, что в тебе дело. Он ни с кем, слышишь? — Пабло снова встряхнуть меня и снова вдавил мою голову в дверной косяк своим лбом. — Ни с кем из тех, кому помог, он не встречается дважды. Но я отвезу тебя к нему. Отвезу без спроса. Рискну пойти ему наперекор, потому что эта встреча нужна тебе… Нет, не только тебе, она нужна и мне… Для того, чтобы ты простила меня. Вики, ну хватит уже!

Я снова плакала. Теперь даже сильнее и с надрывом: к слезам добавились недетские всхлипывания.

— Вики, умоляю…

Пабло опустился на колени и прижался к моему втянутому животу, словно собрался договориться с моим телом немного иначе, по-ночному. И я оттолкнула его, да с такой яростью, что Пабло повалился назад и ударился затылком о противоположный косяк.

Я не извинилась. Мне хотелось сбежать с кухни и скорее прикрыть свой срам и стыд хоть скомканной и пропитанной ночным действом простыней, но Пабло резво вскочил на ноги и, обхватив меня со спины руками, давил пальцами мой пупок.

— Успокойся и послушай…

Какое там послушай! Я почувствовала его возбуждение и испугалась, что он сейчас овладеет мной прямо здесь, в коридоре, стоя или на четвереньках, какая в сущности разница… И я рванулась вперед из последних сил, но он поднял меня в воздух, и вот так, на своем животе и мужском достоинстве, дотащил до гостиной, чтобы усадить на стул. Я тут же подтянула ноги к животу и опустила руки, как можно ниже, чтобы прикрыть то, что мог попытаться скрыть фиговый листок, сотканный из моих пальцев.

— Вики, послушай…