Вилы

Фёдор Дербетев уверенно рифмуется с Салаватом Юлаевым. Оба молоды, оба свободны и богаты. Даже «злая мать» тайша Анна похожа на «злого отца» бая Юлая. А калмыки были таким же могучим и неистовым народом, как и башкиры. Но Пугачёв не успел разобраться и начать верную политику, а калмыцкого Кинзи рядом не нашлось. Под Татищевой крепостью Емельян опрометчиво рискнул Дербетевым – и в результате потерял для бунта не только человека, но и весь его народ.

Монголы без ига

Калмыки были теми же монголами. Во времена Ивана Грозного из Монголии вышла огромная конная орда кочевников и двинулась на северо-запад. Одна часть блуждающей орды осела в Джунгарской пустыне на границе китайских гор и казахских степей и образовала здесь Джунгарское ханство. Другая часть орды заняла верховья Иртыша. Этих пришельцев сибирские татары называли калмыками – «отделившимися».

Иртыш калмыкам вскоре разонравился. Они расселись по кибиткам и поехали дальше на запад. Казалось, что калмыков ведёт призрак Батыя. Кочевники прошли Барабинскими степями, преодолели Тобол, прошли степями Зауралья и по Яику выбрались на Общий Сырт. Около 1640 года контайша Хо-Урлюк вывел свой народ к Волге в районе Саратова. Так в XVII века в России внезапно случилось второе нашествие монголов.

В 1615 году калмыки приняли буддизм и душами теперь были в Лхасе, в послушании у Далай-ламы. Мудрец Зая-Пандита создал для калмыков «тодо бичиг» – «ясное письмо»: алфавит и письменность. Не исторические обиды, а вера и язык резко отделили калмыков от народов-соседей. Калмыки жили чужеродным анклавом и цапались со всеми – с Хивой и Бухарой, с татарами и башкирами, с казахами и русскими, с горцами Кавказа и казаками Дона.

Хо-Урлюк сплотил волжских калмыков в кочевое Торгоутское ханство, которое перемещалось туда-сюда через Волгу от турецкой Кубани до гиблых ногайских Рын-песков. На российской земле стояла священная калмыцкая гора Богдо, но гордые калмыки и не думали подчиняться русским царям.

Калмыцкий Хошеутовский хурул на нижней Волге. 1818 год

Чтобы цари отвязались, калмыки несколько раз принимали шерть – присягу, но об этом помнили только сами цари. Единственной настоящей клятвой калмыки считали шерть великого тайши Аюки, который в 1722 году встречался с Петром I и уговорился на дружбу. Хотя даже шертью Аюки калмыки особенно не заботились. Если была польза, они дружили хоть с кем: с Джунгарией или с Персией, с Китаем или с Оттоманской Портой.

Непостоянные, как ветер, калмыки сами решали за себя, как жить. В 1771 году тайша Убуши и князь Банбур задумали увести свой народ в опустевшую после разгрома Джунгарию. Калмыков подгоняли голод и бескормица. Две трети народа – 170 тысяч человек – сели в тридцать тысяч кибиток и поехали с Волги через Богдо, Узени, Общий Сырт и Яик в степи Казахстана и дальше к долине Джунгарские Ворота в горной цепи Алатау.

В те времена российской власти были нужны любые подданные, даже такие проблемные, как калмыки. Пресечь исход калмыков, загородить им переправы через Яик, власть обязала яицких казаков. А казаки увидели, что они нужны именно здесь и сейчас, и устроили начальству шантаж: или убирай ненавистное «регулярство», или не пойдём ловить калмыков. В итоге калмыки через пустую границу ушли в степи, а на Яик явились карательные войска генерала Фреймана. Грохот тех боёв и приманил Пугачёва.

Конечно, с бегством Убуши и Банбура калмыки в России не иссякли. К XIX веку их народ возродится. В 1822 году калмыки найдут способ ужиться с Россией: они выработают законы, по которым их кочевое ханство сможет существовать внутри вполне европейской империи. В результате Россия переведёт отношения с калмыками из Министерства иностранных дел в Министерство внутренних дел.

А при Пугачёве волжские степи оказались малолюдны. Поредевший народ калмыков возглавлял тогда Цэндэн-Доржа. В Саратове, где начинались кочевья калмыков, Пугачёв надел голубую калмыцкую шапку с красной кистью и отправил к Цэндэну казака-башкира Идеркая Баймекова – своего «министра международных отношений».

В жилах Цэндэна взыграла кровь степных грабителей. Цэндэн-Доржа охотно поддержал мятеж. Калмыки целовали Пугачёву «его мерскую руку, обнадёживая в верности». Цэндэн послал к бунтовщикам большой отряд полковника Дондукова. Хитрый Дондуков с трёхтысячным отрядом явился к станице Дубовке и вроде бы как влился в силы правительственного заслона, стоящего перед станицей на речке Пролейке. Но когда началось сражение, калмыки вероломно бросили свой рубеж обороны, и Пугачёв разметал по степи царские войска, преданные калмыками Дондукова.

Вместе с Пугачёвым калмыки дошли до Царицына, а оттуда Емельян отослал Дондукова обратно – сказать, чтобы Цэндэн по своим аймакам собирал новое войско. Но Пугачёву оно уже не пригодилось: через три дня мятежников разгромили в пух и прах, а Емельян бежал. Получилось, что настоящие монголы не смогли оказать значимую поддержку «новым монголам» – казачьему улусу Пугачёва.

Казаки-разбойники