Вилы

Многообразие России кажется бесконечным. В слободе Сарепте – сейчас она в черте Волгограда – ясно, что Германия – тоже немножко Россия

Жить в России колонистам окажется так комфортно, что за полтора века их число увеличится в 16 раз – до 400 тысяч. В 1918 году немцы Поволжья создадут свою Автономную область с центром в городе Маркс. Страшной осенью 1941 года, когда загрохочет Великая Отечественная война, Сталин подло обвинит «русских немцев» в измене и вышвырнет с Волги в Казахстан, в Сибирь и на Алтай.

Кирха в колонии Сарепта. 1772 год

Пугачёв называл колонистов «саксонами». Для них у Емельяна сыскался толмач – поляк Ян Гомулка, бывший конфедерат, а потом слуга Державина. Под Петровском, когда Державин бросил своих казаков, его слуга попал в руки мятежников. Ян Гомулка перевёл манифест Пугачёва на немецкий язык и поехал по колониям оповещать о целях русского бунта.

Немецкие колонии были идеальными сельскими предприятиями XVIII века. Увы: создавая идеал, Екатерина не подумала о механизме его защиты – о способе протестовать. Рядовым колонистам некуда было жаловаться: их прагматичные начальники сразу скупили чиновников саратовского управления колониями. Для протеста работникам оставался только бунт.

Трудолюбивые немецкие парни бережно убрали мотыги в амбары, умылись и организованно явились к самозванцу герр Пугатчофф, хотя не собирались становиться казаками. Но справедливость – юбер аллес.

Потом царские следователи никак не смогут понять, что же общего было у цивилизованных европейских колонистов и русских дикарей. Изумлённо качая головами в париках, следователи запишут про Пугачёва: «по выходе из Саратова пошол он колонистами, но оные драки с ево толпою не делали». А Пугачёв впервые столкнулся с тем, что казачья ценность справедливости оказалась и главной ценностью крестьян, ведь «саксоны» были крестьянами. Это объяснялось тем, что «саксоны» были лично свободными. Свободные «саксоны» требовали справедливости так же, как свободные казаки.

Пугачёв понял: правильно он сделал в Саранске, когда объявил свободу всем мужикам, а не только тем, кто уже вступил в его войско. Жаль только, что трёх недель от Саранска до Сарепты не хватило, чтобы крестьянство всё поголовно поставило справедливость выше выгоды – то есть сменило свои двухвековые ценности, выстраданные рабами на пашнях.

Сарепту Пугачёв занял 17 августа 1774 года и простоял здесь сутки.

Эту колонию в 1765 году основали «моравские братья» старшины Петера Конрада Фриза. «Братья» исповедовали непротивление злу насилием и блюли евангельские идеалы. Речка Сарпа под Царицыном напомнила им ливанскую Сарепту, и «братья» назвали колонию именем из Ветхого Завета.

Когда пришёл Навуходоносор-Пугачёв, жители Сарепты спрятали нажитые богатства в подземельях под кирхой и ратушей: там их до сих пор ищут диггеры. Женщин, детей и стариков «братья» отправили на барке по Волге в Астрахань, а мужчины ушли пешком. Они благоразумно двигались степью, в стороне от тракта, и погоня бунтовщиков не изловила беженцев.

Пугачёв смотрел на новенькую кирху Сарепты и думал, чего он уже только не видел: скиты, кремли, калмыцкие хурулы, мечети, «транжементы», мавзолеи, заводы, чувашские керемети, остроги, караван-сараи, усадьбы… Всё это бесконечное многообразие невозможно отформатировать по единому казачьему образцу. Казачьи ценности прекрасны для всех, но казачий образ жизни годится только для казаков. И Пугачёв отдал Сарепту на грабёж.

Последний бой

Орда Пугачёва уходила вниз по Волге, и было ясно, что это отступление. Бунт себя исчерпал. Как дурную бесконечность, его нельзя было завершить – можно только прекратить. И Пугачёв рвался к Астрахани, к Каспию и на Кубань. А преследовал Пугачёва один лишь деташемент Михельсона. Посреди огромной приволжской степи Пугачёв и Михельсон наконец нашли друг друга. Им надо было ответить на тот вопрос, который был задан ещё на далёком Урале, на Лунной реке: кто кого? И судьба словно бы освободила пространство для ответа, для главной битвы.

Самодельный пугачёвский орден из музея Уфы

Пугачёв остановился за оврагом в трёх верстах от села Солодники. Здесь у царицынского купца Солёникова находилась «ватага» – рыбные ловы с кошами рыбаков. Эти рыбацкие лачуги и стали свидетелями последнего яростного спора империи и свободы.