Вилы

Сейчас все ратные поля вокруг Уфы застроены многоэтажками. В облике Уфы нет и следа былого упрямства. Уфа – город мягкий, южный, добродушный. Над старинными фигурными особнячками в зелени тополей стоят ампирные дворцы, выше дворцов – пёстрые и причудливые азиатские высотки. В Уфе кажется, что рядом – море: оно где-то за крутым обрывом Агидели. А море – это сама Башкирия, то штилевая в лесостепях, то вздыбленная штормом горных цепей.

Уфа простояла в блокаде до конца зимы 1774 года. Весной генерал Бибиков направил на спасение города специальный деташемент. Этот отряд пожелал возглавить генерал-интендант Александр Ларионов. Участь Уфы решилась в крепостях Нагайбак и Бакалы.

Нагайбак: башкирский Вавилон

Дорогу от Казани до Уфы за Мензелинском стерегли крепости Нагайбак и Бакалы. Вокруг них селились нагайбаки – татары, перешедшие в православие. Их вера превратилась в национальность: нагайбаки составили особую этническую группу. Под покровительство нагайбаков русская власть отправляла жить персов, арабов и бухарцев – спасённых казахских пленников, которые согласились принять христианство. Крепость Нагайбак стала маленьким башкирским Вавилоном.

Пещера Пугачёва близ села Нагайбак

Нагайбаки понимали: жить православными на земле ислама они могут лишь в мире с хозяевами – с башкирами. Когда Урал закачало пугачёвщиной, нагайбаки всполошились. Они не хотели бунтовать и не хотели, чтобы давить бунт пришли войска, ведь башкиры отомстят за погром. Комендант крепости Нагайбак увидел смятение жителей, забрал верных казаков и отступил в соседний Мензелинск.

Мензелинск осадили отряды полковника Караная Муратова. Неподалёку на Каме громил заводы старшина Месягут Гумеров. Чтобы контролировать неистовых башкир, Пугачёв должен был послать атамана для вавилонян Нагайбака. И Емельян подобрал им командира по идентичности: перса-христианина. Перс родился в Мешхеде, имя ему было Валит, а казаки звали его Василием Торновым или Васькой Персияниновым. Такое диво служило в команде Тимофея Подурова. Торнов отправился из-под Оренбурга в Нагайбак с армией из пяти казаков и сразу занял крепость.

Потом в крепости Бакалы Торнов сел за дастархан с Каранаем и Месягутом. Лихой перс и два отчаянных башкира составили отличную компанию, которая, опустошив кумганы, снялась с места и ускакала в Бёрды обмывать дружбу дальше. Пока они бражничали, генерал Бибиков, двигаясь из Казани в Бугульму, занял Нагайбак и Бакалы и разместил здесь свои команды. Под Уфой разъярился Ванька Чика, матеря гулёбщика-перса и его приятелей-башкир. Отряд Чики из-под Уфы полетел на Бакалы и Нагайбак и вышиб гарнизоны Бибикова. Торнов, Муратов и Гумеров в обнимку вернулись в Нагайбак и едва не угодили с пира на виселицу.

Они быстро сообразили, что бунт – это не веселье. Что всё по-настоящему. В начале марта 1774 года с заснеженного бастиона Нагайбака Торнов увидел штыки деташемента генерала Ларионова, который шёл освобождать Уфу от блокады. Нагайбак изготовился к бою. Два десятка генеральских пушек принялись издалека молотить Нагайбак ядрами. Затем в измочаленную крепость ворвались драгуны. Бойцы Торнова отчаянно отмахивались саблями, но не выдержали натиска.

Торнов отступил в Бакалы, к Месягуту и Каранаю. Перс и два башкира целую неделю держали оборону, перекрыв дорогу на Уфу. Пушки генерала полопались, драгуны полегли в сугробы. Лишь пехота, неудержимая, как оползень, под пулями пробороздила снега на брюхе и влезла на куртины. Бакалы пали. Но генерал Ларионов, поражённый сопротивлением мятежников, из Бакалов сообщил командующему Бибикову, что идти дальше на Уфу – смерти подобно, и он отказывается выполнять приказ.

Памятник «Шапочному мосту» в селе Нагайбак

Сражения под Бакалами потрясли и нагайбаков. И бунт для них продолжится в преданиях о Пугачёве, хотя Пугачёв сюда не наведывался. Будто бы Пугач здесь расстрелял из пушек церковь. Будто бы Пугач взял здесь казну, в которой был брильянт величиной с кулак – намного больший, чем «Кохинор», – и спрятал его в огромной пещере, куда въезжал на тройке. Будто бы пугачёвцы построили здесь «шапочный мост» через овраг: принесли землю в шапках и насыпали дамбу. Сие – деяния великого царя, а не бунтовщика. Для местных вавилонян Пугачёв превратится в Искандера Двурогого, Александра Македонского: это ведь он в цветистых легендах Востока рушил храмы, строил мосты и укрывал сокровища Согдианы.