Вина Бордо

В России вина Бордо стали популярны вскоре после основания Петербурга. Уже в 1740 году в Петербург было отправлено 700 бочек бордоского вина, из них 600 с белым и 100 с красным. По мере роста популярности в Европе «новых красных вин» Бордо имена знаменитых замков и областей становились известны и в России, особенно после победы нал Наполеоном. Так, первое упоминание лафита у Пушкина относится к 1815 году («Вода и вино») — поэту тогда было 16 лет! А в «Евгении Онегине» он признается в любви к винам Бордо с позиции взрослого, пресыщенного удовольствиями человека, прошедшего через юношеское увлечение шампанским Аи:

…Но изменяет пеной шумнойОно желудку моему,И я Бордо благоразумныйУж нынче предпочел ему.К Аи я больше не способен;Аи любовнице подобен

Блестящей, ветреной, живой,И своенравной, и пустой…Но ты, Бордо, подобен другу, Который, в горе и в беде,Товарищ завсегда, везде,Готов нам оказать услугу Иль тихий разделить досуг.Да здравствует Бордо, наш друг!

Впрочем, в провинциальной России с винами Бордо дело обстояло не так хорошо, как в столице или Москве. Уже тогда процветала практика подделок французских вин знаменитых марок, причем как русскими, так и иностранными торговцами. Например, у того же Пушкина читаем, как Онегин во время своего путешествия по России посещает Нижний Новгород, куда «жемчуг привез индеец, поддельны вины европеец». Из той же серии все знаменитые французские вина[8], упоминаемые бахвалящимся гоголевским Ноздревым в «Мертвых душах»: «Штаб-ротмистр Поцелуев… такой славный! Усы, братец, такие! Бордо называет просто бурдашкой. “Принеси-ка, брат, говорит, “бурдашки”!»

Так что неудивительно, что вина Бордо в России дали название не только бордовому цвету, но и во многом повлияли на возникновение и прочное укрепление в русском языке слова «бурда»… Хорошее вино считалось истинной драгоценностью во время вынужденного пребывания в провинции. Например, Пушкин в Михайловском пишет своему соседу Вульфу в 1824 году:

Лайон, мой курчавый брат…Привезет нам, право, клад…Что? — бутылок полный ящик…

Лайон, он же Лев Сергеевич Пушкин, судя по эпиграмме (предположительно 1837 год) их общего с братом приятеля С. А. Соболевского, как и сам поэт, скорее отдавал предпочтение изысканному красному бордо из знаменитой коммуны Медока Сен-Жюльен, чем искрометному игристому, в том числе и Сен-Пере (Saint-Péray) из долины Роны, которое в те времена весьма ценилось:

Лев Сергеич на Soirée

Был любезен как тюлень:Выпил чарку Сен-ПереИ бутылку Сен-Жюльен.

Но уже тогда весьма ценились не только красные вина Бордо, но и белые сладкие сотерны, признак роскошной жизни. Тот же Пушкин пишет своему другу П. В. Нащокину (1 июня 1831 года): «…увез бы тебя в Петербург. То-то бы зажили! Опять бы завелись и арапы, и карлики, и сотерн». А когда он сам приезжает в Москву в гости к Нащокину, то снова среди прочих напитков пьет любимое красное бордо. «Вечер у Нащокина, да какой вечер! шампанское, лафит, зажженный пунш с ананасами — и все за твое здоровье, красота моя!» (письмо жене от 2 сентября 1833 года).

Немало упоминаний лафита и сотерна можно встретить и в поэме «Обед» (1832 год) незаслуженно забытого «русского Брийя-Саварена» (знаменитый французский гастроном, написавший в первой четверти XIX века трактат «Физиология вкуса») — философического гастронома В. С. Филимонова. Вот, например, его описание дружеского семейного обеда:

Кусок отварной осетрины Хозяйкой соусом облит;За нею отдых. Пьем лафит.

Вот блюдо спаржи. Вновь движенье, Опять лафита продолженье:Одно всем нравится вино,Затем, что лучшее оно.

А на званом обеде высмеиваемые Филимоновым подхалимы, желая подольститься к хозяину, твердят ему «Обед, какого не бывало! // Какой лафит! Какой букет!», из чего можно сделать вывод, что на букет бордоских вин в России обращали внимание уже в первой половине XIX века. Есть в поэме и отнюдь не утратившие своей актуальности в наше время предписания о надлежащем возрасте французских вин и температуре, при которой их следует подавать:

Бургонское — середних лет,Лафит, сотерн — не слишком молод, Шампанскому — весенний цвет, Тепло для красных, белым холод.