Вино из одуванчиков

Они слушали, как другие мальчишки взбегают по склону холма и что-то им кричат и орут.

* * *

Они бегали наперегонки по железнодорожному полотну, потом открыли коричневые бумажные пакеты со снедью и глубоко вдохнули ароматы сэндвичей с поперченной ветчиной, обернутых в вощанку, и солений цвета морской волны, и разноцветных мятных подушечек. Они носились без передышки. Дуглас прижал ухо к раскаленному стальному рельсу, прислушиваясь к невидимым поездам в дальних краях, отстукивающих морзянкой депеши ему под убийственными солнечными лучами. Дуглас встал как вкопанный.

– Джон!

Джон бежал, и это было ужасно. Потому что если ты бежишь, то и время бежит. Ты вопишь, горланишь, мчишься вдогонку, катишься кубарем, спотыкаешься, и вдруг солнце исчезает, завывает гудок, и тебе предстоит долгий путь домой, ужинать. Когда же ты не смотришь, солнце описывает свою дугу у тебя за спиной! Единственный способ все замедлить – это за всем следить и ничего не предпринимать! Так, созерцая, день можно растянуть аж на целых трое суток, ей-богу!

– Джон!

Теперь его не дозовешься, только хитростью.

– Джон! Уходим в отрыв от остальных!

Дуглас и Джон с улюлюканьем и с попутным ветром рванулись под горку, доверив себя силе тяготения, по лугам, в обход сараев, пока не затихли последние возгласы преследователей.

Дуглас и Джон зарылись в стог сена, который потрескивал под их тяжестью, как большой костер.

– Давай ничего не делать, – предложил Джон.

– Вот и я говорю, – подхватил Дуглас.

Они тихо сидели, переводя дух.

В сене что-то еле слышно зашебуршало, как насекомое.

Они все слышали, но даже ухом не повели. Когда Дуглас поднял запястье, звуки затикали в другом углу. Когда он положил руку себе на колени, затикало у него на коленях. Он ненадолго опустил глаза. Часы показывали три пополудни.

Дуглас украдкой передвинул правую руку в сторону тиканья, вытянул стерженек заводного механизма и перевел стрелки часов назад.

Теперь им хватало времени пристально вглядеться в окружающий мир, ощутить по небосклону движение солнца, словно огненного ветра.

Но в конце концов Джон почуял, как бестелесный вес их теней перемещается и склоняется, и он промолвил:

– Который час, Дуг?

– Полтретьего.

Джон взглянул на небо.

«Нет!» – подумал Дуглас.

– Сдается мне, сейчас полчетвертого, четыре, – сказал Джон. – Вот что значит бойскаут. Нас кое-чему научили.

Дуглас вздохнул и перевел стрелки часов вперед.

Джон молча наблюдал за Дугласом. Дуглас поднял на него глаза. Джон ущипнул его, но не больно, за плечо.

* * *

С молниеносным ударом и натиском примчался и промелькнул поезд, да так стремительно, что все мальчишки, в том числе Дуглас и Джон, бросились врассыпную, крича и грозя ему вслед кулаками. Состав с двумя сотнями пассажиров на борту проревел по рельсам и скрылся из виду. Поднятая пыль пролетела за ним небольшое расстояние к югу и осела в золотистой тиши на синие рельсы.

Мальчики шагали домой.

– Когда мне исполнится семнадцать, я поеду в Цинциннати и стану пожарником на железной дороге, – поведал Чарли Вудмен.

– У меня в Нью-Йорке живет дядя, – сказал Джим. – Я поеду туда и стану печатником.

Дуг не стал расспрашивать остальных. Поезда уже гудели, и он видел, как их лица растворяются на тормозных площадках вагонов или расплющиваются об оконные стекла. Они ускользали один за другим. Наконец, опустевшие рельсы, и летнее небо, и он сам собственной персоной на другом поезде, увозящем его совсем в другую сторону.

Дуглас ощущал под ногами движение земли и видел, как их тени отрываются от травы и окрашивают воздух.

Он сглотнул слюну, затем исторг истошный вопль, размахнулся и запустил мяч со свистом под небеса.

– Кто последний добежит до дому – носорожья задница!

Они затопали по полотну железной дороги, хохоча и перемалывая воздух. При этом Джон Хафф оторвался от земли, а Дуглас – ни в какую.

* * *

Семь часов вечера. Ужин окончен, и мальчишки выбегают по одному, грохоча дверями, а родители кричат им вслед, чтобы не хлопали дверями. Дуглас и Том, Чарли и Джон и с полдюжины других мальчуганов собрались поиграть в прятки и в «фигура – замри».

– Сыграем разок, – сказал Джон. – Потом мне нужно домой. Поезд в девять. Кто водит?

– Я, – вызвался Дуглас.

– Первый раз вижу, чтобы кто-то водил по своей воле, – сказал Том.

Дуглас пристально посмотрел на Джона.

– Разбегайтесь! – закричал он.

Мальчишки задали стрекача. Джон отпрянул, потом повернулся и побежал прочь. Дуглас считал медленно, давая каждому уйти подальше, в свой мирок, рассеяться. Когда они разогнались и почти исчезли из виду, он глубоко вздохнул.

– Фигура, замри!

Все окаменели.

Дуглас стремительно пересек лужайку, где Джон Хафф застыл в сумерках как железный олень.

Вдалеке остальные мальчишки стояли с поднятыми руками и блестящими глазами, как у плюшевых бе́лок.

А Джон неподвижно стоял один, и никто не смел вмешиваться или поднимать шум и портить этот момент.

Дуглас обошел изваяние с одной стороны, потом с другой стороны. Истукан не пошевелился. Не проронил ни слова. Уставился на горизонт. С полуулыбкой на губах.