Виновный

— Но вы считаете, что ему стоит дать показания?

— Да, мое мнение, что Себастьяну нужно выступить.

Кеннет недовольно надул и без того полные губы, сделав их еще больше. Дэниел посмотрел ему в глаза, одновременно умные и жестокие.

— Думаю, мы все знаем, что это ему по силам, — медленно произнес Кеннет. — И я считаю, что этому бреду пора положить конец. Мы хотим, чтобы Себ вернулся домой. Если он захочет это сделать и вы считаете, что это может помочь, мы не станем возражать.

Позвали Себастьяна. Он вошел в комнату медленно, с милой улыбкой на бледном личике, в зеленых глазах сверкало довольное возбуждение. Он сел во главе стола, родители слева, Дэниел справа. Шарлотта приложила к щеке сына ладонь, и мальчик прилег на нее всей тяжестью.

Кинг-Конг щелкнул пальцами:

— Пожалуйста, сядь ровно, нам нужно обсудить серьезные вещи.

Себастьян послушался, не глядя на отца. И Дэниел в который раз подумал, какой же Себ маленький — ноги не достают до пола, крупная голова покачивается на тоненькой шее, а с улыбкой появляются две ямочки на правой щеке.

— Себастьян, что ты думаешь о том, чтобы выступить в суде? — спросил отец. — Ты смог бы стоять в свидетельской ложе?

— Вообще-то, тебе не придется этого делать, — поправил Дэниел. — Скорее всего, ты будешь в комнате рядом с залом суда, проведут видеоконференцию. С тобой будет социальный работник.

— А ты сможешь сидеть со мной? — спросил у него Себастьян. — Так было бы лучше всего.

— Да что это за наваждение такое? — взорвался Кролл. — Тебе что, только это важно? Твои показания могут уберечь тебя от тюрьмы. Ты это понимаешь?

Себастьян вдруг притих, зеленые глаза потемнели, рот-розочка плотно сжался. Дэниел взглянул на мальчика, успев заметить, как оскалились у того нижние зубы.

— Мне, скорее всего, придется остаться в суде. Но я буду приходить к тебе в перерывы. Мы это потом обсудим. Нужно, чтобы люди услышали твой рассказ. Мы с тобой все хорошенько отрепетируем… но решать тебе.

— Я хочу дать показания, — сказал Себастьян, глядя на Дэниела. — Я хочу рассказать присяжным, как все было на самом деле.

Кеннет Кролл глубоко вздохнул:

— На том и порешим, — и кивнул Дэниелу, словно они только что заключили сделку.

28

Когда Дэниел вышел из автобуса, светило солнце. Воздух был неподвижен, и цветущая крапива ждала зазевавшегося путника. Дэниел зашагал к ферме Минни.

Он шел через город, смутно узнавая встречных прохожих. Мимо мясных лавок, которые торговали курами и яйцами с фермы Флинн, мимо магазина, где работала злобная старуха миссис Уилкс. Теперь кондитерская была заколочена, пав жертвой времени. Мимо постоянно закрытого полицейского участка, там в дверях висел телефон, который соединял звонившего с полицией в Карлайле.

Добравшись до фермы, Дэниел выдохся. Руки расслабленно отяжелели, но он чувствовал дрожь в пальцах. У кромки волос на лбу набрякли капли пота, и Дэниел провел по голове пятерней, вытер ладонь о футболку и зацепился указательными пальцами за задние карманы джинсов. Стоя на вершине холма, он смотрел на дом, пока не восстановил дыхание. День был обезоруживающе безмятежным.

Дэниел подошел к входной двери, повернул ручку, и дверь, скрипнув, отворилась. Блиц постарел и больше не выбегал встречать гостей, но, войдя в коридор, Дэниел услышал стук собачьих когтей по полу.

Пес наклонил голову, навострил уши и подошел к нему, опустив морду и виляя хвостом. Дэниел не опустился на колени, чтобы приласкать его, как сделал бы обычно, а только нагнулся, чтобы потрепать бархатные уши и разок поскрести под белым подбородком.

— Привет, старина, — прошептал он и посмотрел в сторону кухни, ощущая, как сильнее забилось сердце в предчувствии ссоры.

Сквозь окна потоком лился солнечный свет.

Минни, согнувшись, стояла на заднем дворе. Ее коричневая юбка подпрыгнула, выставляя напоказ подбитые гвоздями бурые ботинки. Минни ремонтировала курятник, попутно выдергивая сорняки и бросая их в компостную кучу.

Когда Дэниел открыл задвижку на задней двери и шагнул за порог, Минни уже была с железным ведром и щеткой в руках. Он наблюдал за ней от двери и в глубине души по-прежнему был рад видеть ее после месяцев разлуки. Двор вдруг показался ему таким красивым, с его навозным душком и травой, общипанной козами до состояния дорожки для боулинга. Козочки выросли, и одна стала даже больше козы. Боль в горле напомнила ему, что это был его первый настоящий дом — и последний.

Она по-прежнему его не замечала, и Дэниел подумывал о том, чтобы дождаться, когда она повернется и увидит его в дверях. Блиц сел на порог рядом с ним.

— Минни, — позвал Дэниел.

«Минни», не «мама».

Она повернулась, выронила ведро со щеткой и приложила ладони к щекам, словно сдаваясь, бросая оружие.

— О боже, лапушка… какой сюрприз!

Положив руку на больное бедро, она направилась к нему, улыбаясь так широко, что ее голубые глаза почти исчезли. Она шла, подняв ладонь козырьком, чтобы заслонить глаза от солнца. Дэниел знал, что она не могла увидеть выражение его лица. И представил себя, черный силуэт в дверном проеме.