Виолетта

Когда ты поступил в семинарию, мне пришлось любить тебя издалека. Словами не передать, как это было тяжело, Камило, пока я не привыкла к письмам. Когда-нибудь ты найдешь время перечитать свои тогдашние письма и заново переживешь волнения юности, когда твоим другом был сам Иисус, а заодно вновь погрузишься в те годы, когда изучал философию, историю и теологию — все эти распахнутые окна в познание человеческой души. Тебе повезло с учителями: им удавалось пробудить тебя, научить учиться, искать ответ на вопросы, которые ты не умел даже задать. Некоторые из них были настоящими учеными. Помнишь старика, который преподавал каноническое право? На первом уроке он сказал, что ты должен выучить предмет вдоль и поперек… и найти в нем лазейку, чтобы освободить человека. Мне кажется, ты так и поступал всю жизнь, накрепко усвоив его урок.

Находишь ты лазейку и для себя. Я знаю, что недавно тебя вызвал епископ и отругал за то, что ты обвенчал двух женщин — счастливых, в белых подвенечных нарядах. Он сунул тебе под нос свадебную фотографию, которая появилась в «Фейсбуке»[28]

.

— Похоже на первое причастие, — усмехнулся ты.

— Вы должны отменить таинство и принести извинения! — наставлял тебя епископ.

Ты воспользовался лазейкой в обете послушания.

— Я оставляю за собой право сообщить прессе то, что вы мне приказали, ваше преосвященство. Но не могу отменить таинство, это было бы против моей совести, я считаю, что каждый человек имеет право на любовь. Я беру на себя ответственность за последствия.

Ты рассказал мне об этом по телефону, и я записала твои слова, потому что именно так ты ответил, когда я ребенком застукала тебя на каком-то озорстве: «Я не могу просить прощения, это было бы против моей совести, бабушка. Каждый человек имеет право метать яйца из рогатки, но если это доставит тебе удовольствие, накажи меня». В десять лет ты уже рассуждал как иезуит.

Ты так и не признался, почему тебя отправили в Африку. Полагаю, этим назначением тебе решили заткнуть рот, когда ты попытался сообщить о случаях педофилии среди своих собратьев, а может, ты сам попросился в миссионеры из любви к риску, то есть по тем же причинам, по которым в одиннадцать лет упросил своего дедушку Хулиана отвезти тебя понырять среди акул. Я чуть не умерла от ужаса, когда узнала, что тебя посадили в клетку с фотокамерой и опустили в море, кишащее прожорливыми тварями, пока твой дедушка прохлаждался на катере, попивая с капитаном пиво.

Поначалу христианская миссия в Конго показалась мне поэтической выдумкой в духе романов девятнадцатого века: юные идеалисты несут веру варварам, а заодно улучшают условия их жизни. Я была тронута тем, что ты выучил суахили — это ты-то, который едва знает английский и еле-еле на нем говорит, да и то с бандитским акцентом. Тебе больше нравилось работать руками, чем совершать мессу, но чересчур оптимистичный тон твоих писем заставил меня насторожиться. Ты что-то от меня скрывал.

Ты присылал мне фотографии разбитого автомобиля, который ты починил, собственноручно выковав недостающие детали в кузнице, детишек в школьной столовой, которую тоже построил своими руками, выкопанного тобой в деревне колодца, баскской монахини, наделенной непобедимой отвагой, монахини-африканки, которая вечно тебя смешила, и кобелька, оказавшегося сучкой, но почти не рассказывал о месте, куда тебя занесла судьба. Я ничего не знала об Африке, о разнообразии ее ландшафтов, истории и неисчислимых бедах, не могла отличить одну страну от другой и предполагала, что слоны и львы водятся на всей территории континента. Затем я кое-что почитала и обнаружила, что Конго — огромная страна с богатейшими ресурсами, что тем не менее это самое страшное место на свете и крови там проливается больше, чем в любой зоне боевых действий.

Я вытягивала из тебя правду по крупинке и в конце концов поняла, что в каком-то смысле ты берешь пример с миссионера Альбера Бенуа, умершего несколько лет назад в городке, которому посвятил свою жизнь. Я отправилась на похороны вместо тебя; улицы были запружены скорбящей толпой, которая тянулась за гробом на кладбище. Подобно французскому священнику, ты решил разделить участь самых бесправных. Я слышала о межплеменных распрях, войнах, нищете, вооруженных отрядах, лагерях беженцев, жестоком обращении с женщинами, которые стоят дешевле, чем домашний скот, о том, что можно лишиться жизни в любой момент по какой угодно причине помимо несчастного случая или болезни. Ты рассказал о двух юношах, которые стали солдатами в возрасте восьми лет, их завербовали насильно и заставили совершить ужасное преступление — убить мать, отца и брата, чтобы пролитая кровь навсегда связала их с боевиками и разлучила с родными и племенем; о женщинах, которых насиловали, когда те шли за водой к колодцу, а мужчины ходить за водой не могли, потому что их расстреливали; о коррупции, жадности и злоупотреблении властью, ужасном наследии колонизации.