Виолетта

Хулиан в два взмаха сорвал с меня платье с проворством пумы, не дав мне времени опомниться. Мое единственное испуганное восклицание он заглушил поцелуем, и с этого момента я отказалась от всякого сопротивления, желая одного — раствориться, исчезнуть в его объятиях, остаться здесь навсегда, запереть дверь и никогда больше не видеть никого, кроме него. Он осматривал меня со всех сторон, измерял и взвешивал мои груди, комментируя с лестным для меня восхищением их форму, форму моих бедер, блеск волос, гладкость кожи, запах мыла и другие мелочи, на которые я никогда не обращала внимания и которые, честно говоря, ничего выдающегося собой не представляли.

Он заметил мое смущение и чуть ли не силой потащил к большому зеркалу, вделанному в дверцу шкафа, откуда на меня глянула незнакомка, обнаженная, дрожащая, с распущенными волосами, воплощение порочности, которое ужаснуло бы тетушек, однако, как ни странно, успокоило меня, потому что к этому моменту мне уже было не до церемоний и ничто не имело значения. Затем Хулиан повел меня обратно в постель и принялся неторопливо ласкать все мое тело с восхитительной дерзостью, ничего не ожидая взамен, бормоча глупости, нежности и непристойности. Контраст между моей неуклюжестью и его опытностью, вероятно, был комичен, но это не охлаждало его энтузиазма и лишь подкрепляло его стремление доставить мне удовольствие.

Надеюсь, тебя не шокируют столь вольные рассуждения о сексе, Камило. Это необходимо для того, чтобы ты понял, почему я столько лет пребывала во власти Хулиана Браво. В моей жизни было несколько любовников, но хвастаться я не собираюсь, их не так много. Идеальный опыт — заниматься любовью, любя своего партнера, но это был не наш с Хулианом случай. В нашей близости не было ничего общего с любовью, это было простое и чистое желание, жестокое, безудержное, без каких-либо недомолвок или угрызений совести, желание, не заботящееся ни о чем и ни о ком; мы были единственные мужчина и женщина во вселенной, отдающиеся всепоглощающему удовольствию. Откровение оргазма стало таким же внезапным, как и знакомство с женщиной, которая жила у меня внутри, незнакомкой из зеркала, бесстыжей, вызывающей, счастливой и порочной.

Вечер мы провели вдвоем. Должно быть, Фабиан спрашивал, не видел ли кто-нибудь меня. Я слышала звон колокольчика, возвещающий, что в столовой накрыли ужин, и поняла, что пора скинуть с себя оцепенение, которое мешало мне открыть глаза или пошевелиться, так я была измучена. Я свернулась калачиком на кровати, а Хулиан быстро оделся и вышел из номера. Как-то ему удалось выпросить на кухне хлеб, сыр, копченый лосось, виноград и бутылку вина и вернуться с этой закуской к своему главному блюду, не вызвав ничьих подозрений. Мы ужинали, сидя голыми на полу; я пила вино из его губ, а он ел виноград из моих.

Теперь я могла рассмотреть его так же пристрастно, как он недавно рассматривал меня. Он, несомненно, был самым привлекательным мужчиной, которого я когда-либо видела вблизи за всю свою жизнь: мускулистый, гибкий, смуглый с головы до ног от занятий спортом под открытым небом, как будто загорал без одежды; смех у него был неотразимый — когда он смеялся, глаза превращались в две щелочки; темные волосы, светлые глаза, которые в зависимости от освещения становились зелеными или голубыми, и глубокие морщины, словно вырубленные зубилом. В тот день я этого не знала, но очень скоро выяснилось, что у него приятный тенор и когда-то, испытывая нужду в деньгах, он пел в кабаре в Англии и Соединенных Штатах, зарабатывая тем самым на жизнь.

Домой в тот вечер я не вернулась. Проснулась на рассвете в объятиях Хулиана среди скомканных простыней, мокрая от пота и секса, потрясенная, не в силах вспомнить, где нахожусь. Мне потребовалось больше минуты, чтобы понять, что ничто уже не будет таким, как прежде. Придется поговорить с Фабианом и объяснить ему, что произошло.

— Успокойся, Виолета. Все можно уладить. Скажи мужу, что плохо себя почувствовала и переночевала в отеле, — предложил Хулиан, видя мое смятение, но вряд ли это было удачное алиби.

— Мы в отеле моей свекрови. Если бы я спала одна, она была бы в курсе, потому что я попросила бы комнату.

— Что ты собираешься сказать Фабиану?

— Правду. Ты же понимаешь, что я не могу к нему вернуться.

— Многие мужья закрывают на это глаза, чтобы избежать осложнений. Что бы ты ему ни рассказала, он поверит, — встревоженно повторил Хулиан.

— Ты говоришь, исходя из собственного опыта? — спросила я со смутным ощущением, что ступаю на скользкую дорожку.

— Я не циник, Виолета, я практик. Нас никто не видел, мы можем избежать огласки. Я не хочу разрушать твою жизнь…

— Она и так разрушена. Что нам теперь делать?