Виолетта

Периоды, когда мы с Хулианом сближались, были полны страстей и страданий. К встрече с ним я готовилась как невеста, предвкушая момент, когда мы останемся наедине, обнимемся с неугасающим пылом и займемся любовью внимательно и неторопливо, как умеют лишь бывалые супруги, а потом я усну, прижавшись к его спине, вдыхая запах здорового и энергичного мужчины, и проснусь, хмельная от нежности и снов; все еще обнаженные, мы вместе выпьем утренний кофе, а после отправимся гулять по улицам рука об руку, рассказывая друг другу обо всем, что произошло за время нашей разлуки. Все это продолжалось несколько дней. А потом начинались муки ревности. Я изучала отражение в зеркале, сравнивая себя с девчонками возраста Ньевес, которых он беззастенчиво соблазнял. Хулиан упрекал меня в независимости, в том, что живу вдали от него, в богатстве, которое я скрывала, чтобы он до него не добрался. Он винил меня в честолюбии; в ту пору подобное обвинение в адрес женщины звучало оскорбительно. Все разговоры так или иначе сводились к моим сбережениям. Где-то рядом с Хулианом струился денежный ручеек, а он жил в кредит и копил долги.

Честно сказать, я не раз молила небеса, чтобы Хулиан разбился на одном из своих самолетов, я лаже мечтала задушить его собственными руками, чтобы от него избавиться. Я была бы не первой и не последней женщиной, прикончившей любовника, потому что нет больше сил его выносить.

Хулиан так настаивал на том, чтобы мы снова жили вместе, что я переехала в Майами. Я сделала это не ради его удовольствия, а чтобы быть ближе к Ньевес, которая плюнула на учебу еще до окончания средней школы, целыми днями спала, исчезала по ночам и не отвечала на телефонные звонки. Она растеряла последние крохи уважения, которое когда-то ко мне питала, и до совершенства оттачивала искусство использовать отца, чтобы меня унизить. Хулиана она обожала; я мешала ей весело проводить время — старомодная, сварливая, скупая, жеманная, чертова хрычовка, как она называла меня в глаза.

В то время Майами наводнили кубинские беженцы, у некоторых из них водились деньги. В маринах было столько же яхт, сколько на улицах кадиллаков и баров-ресторанов с лучшей кубинской кухней; воздух вибрировал от латинской музыки и громких восклицаний, в которых согласные произносились как гласные. Город нисколько не напоминал больничную палату для стариков-пенсионеров, на которую похож был раньше.

Хулиан снял виллу недалеко от моря: пальмовая аллея, бассейн с фонтаном и подсветкой и многочисленный домашний персонал. Само здание представляло собой имитацию средиземноморской архитектуры Италии, адаптированную под вкус нуворишей: монументальное строение с выложенными узорчатой плиткой террасами, голубыми тентами и вянущими от жары растениями в глиняных кадках. Внешне оно напоминало розовый торт, внутреннее убранство было таким же претенциозным. Когда я впервые переступила порог. Хулиан по традиции взял меня на руки, а затем повел показывать свои владения, хвастаясь кухней, достойной отеля, — это при том, что я не люблю готовить, как и он сам, — шестью ванными комнатами с русалками и дельфинами, гостиными, пахнущими сыростью и дезинфекцией, и башенкой с телескопом, чтобы подсматривать за кораблями, которые на ночь бросали якорь напротив пляжа.

Вилла стала для Хулиана средоточием его коммерческой деятельности, заключавшейся во встречах с теми, кого он называл своими партнерами. Некоторые из этих партнеров выглядели как бюрократы в костюмах-тройках, несмотря на влажность и жару; были среди них американцы в рубашках с коротким рукавом и шляпах, кубинцы в сандалиях и гуайаверах[21]

. Заходили типы с роскошными перстнями на пальцах, покуривающие дорогие сигары и говорящие по-английски с итальянским акцентом, их сопровождали живописные телохранители, гротескные карикатуры на гангстеров.

— Будь с ними любезна, они мои клиенты, — предупредил меня Хулиан, когда я принялась о них расспрашивать, однако общаться с ними мне почти не приходилось; дом был большой, и мы не сталкивались.

Через двадцать четыре часа, проведенные вместе в розовом торте, Хулиан водрузил на обеденный стол две картонные коробки, набитые бумагами, и попросил меня разобрать их содержимое. Тогда-то я поняла, что желание удерживать меня подле себя было продиктовано не сентиментальными, а вполне практическими соображениями; отныне при нем денно и нощно были администратор, секретарь и бухгалтер. В коробках обнаружилось все — от непогашенных счетов, квитанций, адресов и маршрутов до рукописных заметок, значение которых сам Хулиан не мог расшифровать. Пытаясь навести в этой мешанине порядок, я постепенно узнавала о деятельности моего партнера, в основном незаконной, как я и предполагала.