Vip-зал

Но дело было еще и в другом. В чем-то гораздо более серьезном. Филип это чувствовал всем своим переломанным телом.

Ненависть.

Да, он и другие парни время от времени измывались над Яном, когда они были детьми. Такая была атмосфера. Она всех коснулась, пусть Ян и оказывался мишенью чаще других. Тедди вспомнил, как в пятом классе они загнали его в Яму и ссали ему на лицо. Как в восьмом заставили проглотить собственную сперму. Он видел перед собой ту мнимую вечеринку на первом курсе гимназии[25], когда Ян думал, что ему перепадет перепихон, а они вместо этого сняли, как девчонка над ним смеется.

Они записали этот фильмец на двадцать дисков и раздали одноклассникам.

Да, они удержу не знали. Но ведь Ян всегда возвращался и потом стал своим в компании. Только подумать, что все будет так. В это невозможно поверить.

Филип не понимал, почему Ян вообще продолжил с ним общаться после гимназии, если уж он его так не любил. Он мог придумать только одно объяснение.

Ян все еще хотел быть одним из них. Но это унижение засело глубоко в нем. Как злокачественная опухоль, о которой никто не знал. Которую никто не понимал.

Отец с мамой были у него пару раз. Они немного говорили. Только упомянули о газетах, погладили его по лбу и сказали, что теперь все будет как раньше.

Полная ахинея. Как раньше уже ничего не будет.

Но сейчас ему не хотелось об этом думать.

Они ему вкратце рассказали о группе, которая его похитила, и о том, как все произошло.

Они что-то сказали и о другой трагедии. О молодой женщине, которую нашли мертвой. Женщине, с которой, по словам некоторых, он когда-то был. Анине – он не стал это комментировать.

Не его дело, что с ней случилось. Но, может быть, за этим тоже стоит Ян. Он с ней был столько же, сколько и сам Филип.

Вошла медсестра. Она едва говорила по-шведски, но предполагалось ей доверять. Как они себе это представляют?

– Вам приходить.

– Что вы сказали?

– Здьесь девоська. Приходить.

– Ко мне? Пусть войдет.

Это была Каролина. Она была одета как и всегда, насколько он ее помнил. Мешковатые серые штаны и вязаный джемпер. Она положила куртку на стол и уселась в кресло у окна. Она сегодня красотка, подумал Филип.

– Они со мной больше не хотят говорить, – сказала она.

– Не хочешь сначала спросить, как я себя чувствую?

– Я вижу, как ты себя чувствуешь. Полагаю, гораздо лучше, чем когда тебя нашли.

– Почему мама с отцом больше не хотят с тобой разговаривать?

– Они поняли, что белый кролик – это я.

– Как?

– Люди из адвокатской конторы обратились в Facebook, где им сначала отказались отвечать. Но поскольку сейчас начато полицейское расследование, эта Эмили снова запросила у них информацию про пользователя с белым кроликом, Антона Антонссона. Facebook ей что-то передал, в том числе что моя почта привязна к этому аккаунту, так что они увидели, что это я тебе отправляла сообщения. И они обнаружили, что тот же пользователь связан с Аниной. И вот это, наверное, тоже.

Она подняла руку. Филип увидел маленькую татуировку повыше запястья: кролик с красными глазами.

– Ну что ж, вини себя саму. Ты меня так достала с этими сообщениями, и открыточками, и всем остальным.

– И ты все равно не изменился и не оставил их в покое.

– Зачем ты сюда пришла? Чтобы понудеть?

Филип попытался сесть в постели, но у него это не очень хорошо получилось. Челюсть и затылок отзывались острой болью, когда он двигался.

Каролина встала и подошла к нему.

– Я хочу знать, почему Ян так поступил.

Теперь она склонилась над ним и медленно вытащила самую нижнюю подушку у него из-под головы.

– Каролина, дорогая, ты задаешь странные вопросы. Я понятия не имею. Ян сошел с ума, он больной. Он меня ненавидит за то, что я делал, когда мне было четырнадцать. Это невозможно понять.

Его голова теперь, когда она вытащила подушку, лежала на десяток сантиметров ниже.

– Он ненавидит тебя за то, что ты сделал, когда тебе было четырнадцать?

Каролина держала подушку над ним. Теперь он не мог ее видеть, только сливочный цвет наволочки прямо перед лицом. Что она собирается делать?

Он услышал ее голос. Он звучал как будто издалека.

– Он хотел тебя убить за что-то, что ты сделал так давно?

Внезапно Филип почувствовал бесконечную усталость. Если она захочет прижать подушку к его лицу, он не уверен, что сможет сопротивляться. Не с этой ноющей болью в затылке и челюсти, которая мучала его как никогда. Не со всеми этими лекарствами, которые он проглотил в последние несколько часов.

– Я не знаю, Каролина.

Он сглотнул.

– А ты? Ты бы хотела, чтобы он меня убил?

Она опустила подушку еще на пару сантиметров.

Когда он попытался поднять руку из-под одеяла, чтобы остановить ее, вся спина отозвалась болью. У него все получалось медленно. Он и правда совсем ослабел.

Подушка коснулась кончика его носа.

Он услышал ее голос:

– Все, что я хочу, это чтобы ты изменился и оставил в покое этих женщин, девочек, детей. Вспомни, я знаю, почему ты стал таким, с нами дома одинаково обращались. Но не обязательно быть таким, как ты.

Он попытался что-то ответить, но рот, казалось, онемел.

Каролина вздрогнула.