Виражи эскалации

Думы вернулись, снова пробудив морскую ностальгию: нет, он не был там, ни на одном из них – из этих кораблей, не стоял на покачивающихся палубах, не отдавал приказы.

Куда теперь ему… ему поныне тут «пиджаком» в Москве рулить.

И позавидовал Скопину…

Капитан 2-го ранга Скопин командовал на мостике одного из красавцев – на противолодочном крейсере проекта 1123, шифр «Кондор», получив это назначение особым разрешением… и чьей-то головной болью.

Инерция обратимости

И может, кого-то, и может, куда-то,И вовсе в когда-то вдруг занесло —Попутным, беспутным помчится регата,Рвёт парус из рук, рулевое весло.

Когда невидимый, но от того не перестававший довлеть Аравийский полуостров наконец уплыл за корму миль за сто, только тогда пустыня перестала «дотягиваться» до уходящих в океан кораблей.

Ветерок из нараспашку иллюминаторов, дополнительно гонимый вентилятором, освежал относительно, но всё же…

Этот корабль «рисовали» с упором на ядерные доктрины, считая подобный сценарий войны неизбежным, выполняя при проектировании все требования противоатомной защиты. В связи с этим иллюминаторами могли «похвастаться» немногие каюты, в основном офицерские. Остальные помещения обеспечивались исключительно принудительной вентиляцией, которая в жаре южных широт справлялась не совсем удовлетворительно.

Командирская каюта делилась на спальню, отдельные туалетно-душевые удобства и кабинет… с двумя иллюминаторами. Вот под ними Андрей Геннадьевич Скопин и предпочитал почивать. Не всегда крепко, точнее редко, чтоб не ворочаясь. Порой просыпаясь с лёгкой испариной… И тогда – в душ, или вон из каюты, прогуляться…

Вот и сейчас трапом – наверх, минуя ходовую рубку, жестом охолаживая встрепенувшихся вахтенных, дежурного, уже открывшего рот заорать «Командир на мостике!»; через «штурманскую» выскальзывал, переступая комингс, пригибаясь (дверь низкая), наружу – на крыло мостика… И уж там кутался табачным дымом, всматриваясь в теряющуюся даль, уходящую рассеянной лунной дорожкой, в который раз отмечая: «Дрянное место этот Средний Восток. Земля когда-то великих исторических событий, громких битв, завоеваний, и сейчас не переставшая быть стратегически важным регионом, завязанным в равной степени на мировой морской трафик – Суэц, и на не менее тотальный атрибут нынешнего техногенного века – нефть».

И снова повторял, переиначивая:

– Дрянные места. Что арабу-бедуину хорошо, то нам, северянам-пришельцам, смерть.

Знал, что некоторые здесь не выдерживали, не способные принять этот климат… Их попросту переводили служить назад в Союз, к родным осинам, так сказать.

За то недолгое время стоянки «Петром» в Камрани, которая тоже не баловала умеренными температурами, Индокитай теперь вспоминался сочным зелёным тропическим оазисом.

Сокотра же, как и весь путь Суэцким каналом, и йеменские берега – сплошь палевые пески, жара и влажность, пыль и пескоструй – корабли тут ржавели со страшной силой, матросики соскребали эту ржу и ляпали суриком. От этого судовое железо превращалось в нечто непрезентабельно-пегое, к вящему недовольству отцов-адмиралов (своих)… И плевали на снисходительно-презрительные взгляды иностранных мореходов-милитаристов – сами-то на необорудованных якорных стоянках не кукуют. У них морских баз с полным фаршем «на каждом углу»[112].

Именно так – «пятнисто» – выглядели обеспечивающие «черноморский отряд» трудяги-тральщики, что ветеранили в здешних водах уже не один месяц.

Тут даже (обратил внимание) вахтенные ПДСС умудрялись запустить «калаши» – «воронение» покрывалось характерным бурым налётом, никакая смазка не помогала.

Вся эта беда, разумеется, ни в коей мере не успела коснуться сошедшего с иголочки на перегон в Индию противолодочного корабля – «Твёрдого» в обязательном порядке перед походом привели в идеальный вид.

Кавторанг обшарил взглядом изжелта-чернильные волны, выискивая за кормой на раковине сопутствующий уступом БПК… Наконец увидев, скорей даже угадав сумеречный в свете бледной луны мателот. Кивнул, будто удовлетворённо, поудобней обосновываясь на выносном мостике у камеры корабельного теленаблюдения.

Затянулся, продолжив неспешный мысленный монолог: «Пэкаэр… „Москва“ тоже послеремонтная и ещё пахнущая заводской краской… если, конечно, не придираться к положенной местами поверх не соскобленной, вот… – он провёл рукой по шершеватой нижней части леерной перемычки, – вот как тут, с потёками… халтура».