Annotation

Продолжение рассказа: "Белая ворона, белый кот". Ждите, грядет продолжение продолжения!

Мудрая Татьяна Алексеевна

Мудрая Татьяна Алексеевна

Вирджил и я

ВИРДЖИЛ-И-Я

Аутфит князя Дракулы был роскошен: корона из стразов, два платья, шампанское и бордо, чтобы носить одно поверх другого, башмаки архиерейской парчи и поверх всего - чёрный бархатный плащ с красным атласным подбоем, стелющийся по земле. Вернее, полке витринного шкафа, где стоит кукла. Парадное одеяние для моего семидесятисантиметрового любимца только вчера прибыло с фирмы, не исключено, что оставив клочок-другой на таможне, потому что по всей коробке перекатывался звонкий кругляшок: бусина или бубенец от чего-то условно буддийского. У корейцев положено вместе с заказом преподносить клиенту сюрприз, вот его, думаю, и схарчили. Хотя на кой бес таможенникам, скажем, чётки с черепами или погремушка из берцовой кости утопленника?

Зато открытка осталась. С надписью: "Put it under the pillow and sit down".

Дословный перевод был яснее ясного. Метафорический - "Положи это под подушку, может чего и вспомнишь".

От загадок я тащусь, гадания изучаю, а тут передо мной явно было и то, и другое, и немного третьего.

Что мне предлагается сделать? Выспаться на костюмчике? Аутфит дорогущий, почти как вся кукла, помять было бы глупо. Заховать бусину под подушкой, а самой сесть сверху? Так я на неё, одинокую, голову кладу. В смысле на подушку. Потому что других в квартире нет. Покуковать рядом? Ночь близко, а я жаворонок: чуть смеркнется, так уже в сон клонит.

Вот и поспим - глядишь, что и высидится из яичка. Всё равно дальше сна не убежишь.

Не тут-то было.

Обычно моя дрёма сразу обращается в вялотекущий кошмар. Будто, как в молодости, мне надо на службу, а то и на лекции в Институт. Это притом что отработали, отучились, сложили лапки на груди и ловим конкретный кайф.

Громада Института попирает землю не знаю сколькими этажами: считать их бесполезно, один раз выходит семь, другой восемь с половиной. Он и при жизни отличался порядочной долей архитектурных идиотизмов, мой ЭмПэГэИ, Московский Государственный Педагогический бывший Институт, нынешний университет имени бывшего Ленина: не со всякого уровня можно было попасть по лестнице на нижний или верхний, кое-где приходилось чесать левой рукой за правым ухом, делая крюк через этаж. Вдобавок перманентный ремонт с выдранными паркетинами и ламинатинами, свёртками вшивого линолеума и зловредным запахом масляной краски. В придачу расформирование тех туалетов, которые избежали реформирования: где было М, стало Ж или вообще никак. Внутренность перекручена, словно у домика случился заворот кишок, слепые отростки тупиков заканчиваются крутыми ступенями, двери лифтов перекошены или вмиг делаются такими, когда транспортное средство предстаёт перед тобой. Так и кажется, что оттуда пыталась выбраться чья-то заблудшая в кулуарах душа. Царил здесь, как помню, яркий, даже слепящий дневной свет - между прочим, круглосуточный. Ходили упорные слухи, что происходило всё это от близости храма, который в советское время арендовал институтскую землю, а теперь обосновался задаром: всем известно, что церкви стремятся сесть на место древней силы, а там вечно случаются шуточки с пространством и, до навозной кучи, со временем. Оттого студенты постоянно опаздывают на занятия.

Безвыходная ситуация. Точнее, бесприходная. Потому что когда я на сей раз захожу в свой отсек на кафедре и бросаю сумку на кресло, меня выдёргивают из-за стола категоричной просьбой отнести одно туда и принести другое оттуда. А я не из тех, что перечат начальству.

Ибо сон соблюдает одно условие: выйдя, ты уже не сможешь обратно вернуться. Прощай, сумочка, прощай, завтрак в коробке, прощай, моя чайно-кофейная кружка с пухленьким Красавчиком Путти на фарфоровом борту!

Первое время, пока я никуда не девалась из родимого коридора, всё было в норме. Немёртвый свет, несытный воздух эйр-кондишена, невидимая пыль под каблуками.

Лифт тоже обыкновенный, скоростной, как в Университете на Воробьёвых горах, только подозрительно податлив на двери и ухает вниз с такой скоростью, что я на миг повисаю в невесомости, а грудь стискивает спазмой.

Двери открываются, и меня выбрасывает...

В широченный тёмный коридор, по обеим сторонам которого двери, окантованные красным мерцанием. На дверях номера - вполне внятные, однако нужный совсем вылетел из моей головы.

Запах дыма, как от степного костра, на котором пекутся и слегка пригорают лепёшки.

Жаркий пол, отчего так и тянет разуться, как на пляже с плоскими камушками.

И к тому же - буквально бархатная тишина вместо привычного институтского гвалта.