Вирджил и я (СИ)

И только тогда увидел, что Вирджилий подводит меня к тому, кто единственный изо всех здешних не работал. Немного более щуплый и жилистый, чем остальные, он сидел на камне, согнув ногу и спустив наземь другую, и отстукивал пальцами на колене сложный ритм. Вместо венка на нём был кожаный обруч с блестящими жёлтыми заклёпками.

Услышав нас ещё на подходе, мужчина оторвался от занятия и поднял голову. Глаза показались мне колодцами, на дне которых сияли и притягивали мой взгляд мрачные звёзды.

- А, вот цветочек-протея, меняющий пол по своему желанию и даже без оного, - констатировал он. - Не удивляйся: старый Вольфганг Асмодей вездесущ, как Санта Клаус. Сколько вас ни приди, всех поймёт и поимеет, со всеми побеседует по душам. Чадно, смрадно и дым столбом, говоришь? Ярким пламенем и без остатка сгорают лишь святые, а их не напасёшься. Обыкновенные людишки почти полностью уходят в шлак. Приходится держаться середины.

- Она... он ищет окончательный выход, - внедрился Вирджил в паузу. - То есть запасной. То есть на всякий случай.

- Не нужно говорить за меня. - Отчего-то во мне вспыхнула дерзость. - Мой друг прав, конечно, но то не вся правда. Я проявляю интерес и к уходу - наряду со всем остальным.

- А. Что же, секрета в этом нет, - говоря это, Вольфганг Асмодей махнул рукой с зажатым в ней стилосом куда-то вглубь. - Смотри: тот дальний котелок и есть дверь. Не ветхая декорация на холсте, а вот именно что она самая, без обмана.

Я вгляделся. По мере того, как мои глаза фокусировались на картинке, она выступала из марева и оживала в деталях: ручка посудины, зацепленная за крюк, бульканье кипятка, горящие поленья, при виде которых приходила на ум горестная судьба Буратино, вечного театрала.

Зрелище было, однако, не из книжки "Золотой ключик", а из фильма про побег из Алькатраса. Там сотоварищи пронырнули под механизм, где была форсунка, периодически пускающая струю горящей нефти для подогрева. Впрочем, я вполне мог спутать огонь с морской водой.

- Что горит в огне под котлами? - пробормотал я.

- То, что они выдумывают, - объяснил он, нисколько не удивившись. - Здесь ведь все поэты и сочинители. Пишут и остаются недовольны созданным - ведь лишь неудовлетворённость отличает человека от зверя. Пачкают бумагу, папирус и пергамент, - и в топку на растопку, чтобы плоть закалилась и стала огнём, а огонь плотью. Ведь один огонь вечен. Ты не удивился, кстати, повстречав наяву все свои любимые выдумки до единой? Каждый из вас творит вселенную своих страстей и желаний. И ты. И они. И, к вашему общему сожалению, я. Ту, в которую входят все остальные.

- Может быть, здесь вообще не стоит хотеть? - спросил я.

- Что же, ад - место, где все желания исполняются. В том числе и об отсутствии всяких желаний, - мой собеседник пожал плечами и усмехнулся. Очень по-доброму. Отчего я перестал судорожно стискивать себя самого и расслабился.

Нет, надо же - узнать, что ты в аду, как раз когда он начал тебе не на шутку нравиться!

- Если это ад, то как выглядит рай? - спросил я. - Это ведь он за дверью?

- За дверью - пробуждение и явь, - объяснил мне Асмодей, как малолетке. - Рай - аверс, мы - реверс, только и нужно, что через гуртик перебраться. А гуртик у каждого в голове. Всё себе уяснил или ещё остались вопросы?

- По крайней мере, мы вроде как сможем сюда вернуться, - успокаивающе заговорил Вирджилий. Голос у него стал куда более взрослый. - Мало ли здесь интересных вещей, которые стоило бы описать и скормить огню?

Мы попрощались - много вежливей, чем поздоровались, - и пошли назад. А в затылки нам летело:

- Верно решили. В раю ведь не на одних арфах бренчат. Там ниспровергают и переплавляют вселенные вместе со всеми обитателями. Не всякий может такое выдержать.