Вирьяму

— Я вот говорю птицам, что ты не обращаешь внимания на цвет моей кожи. Слушай, Терпение, ты ведь зверь, может, ты понимаешь их язык. Расскажи им, что мы с тобой задумали сделать, когда доберемся до нашей мамы. Но только погоди, дай нам хорошенько спрятаться. Не то ты своим лаем еще наведешь на наш след людей… Сегодня вечером, к примеру, ты выйдешь из нашего укрытия и с верхушки дерева, на которое я помогу тебе взобраться, позовешь птичек. А когда они прилетят, я тихонько приближусь и, пока ты будешь говорить с ними, стану гладить их по головкам, они поймут: я — добрый, и тогда мы все возблагодарим ночь, которая умеет уравнять все цвета… Господь бог, сотворяя человека, должен бы был приклеить сердце ему на лоб. Тогда мелким тварям легко было бы узнавать, к кому можно приближаться, а к кому — нет. Мы скажем об этом нашей маме и еще попросим у нее большое поле с хорошенькими домиками, где поселятся те, на кого охотятся люди.

И они побежали друг за дружкой по склону. Со дна долины Кондело заметил высокую гору, одетую деревьями и тишиной. Собака посмотрела на него, радостно виляя хвостом.

11 час. 30 мин.

Кабаланго сел, моля бога, чтобы кашель не напал на него здесь, среди людей. Амиго небрежно развалился на стуле, держа между ног большое охотничье ружье; на столе перед ним стояла коробка с патронами. Робер открыл коробку, взял два патрона и внимательно их осмотрел. Жермена сделала то же самое. Амиго с важным видом наблюдал за ними. Из кухни вышла Мария и с вечной своей улыбкой подошла к столу.

— Вы звали меня, господин?

Робер даже не поднял головы. А Жермена глубоко вздохнула и, зажмурясь, быстро положила патроны обратно в коробку. Амиго громко расхохотался; Робер же, явно нервничая, движением руки отослал служанку.

— Зовешь ее, она не слышит, а когда не зовешь — тут как тут, — проворчал Робер.

— Все они такие, эти негры, — бросил Амиго и опять расхохотался. Затем, переведя дух, вытер глаза и с серьезным видом добавил:- Все — сволочи. — Тон был такой жесткий, что Кабаланго обернулся. Амиго заметил это и вызывающе повторил:- Точно, все сволочи, до единого. Как-то раз я велел слуге прибрать мои вещи, а то валяются где попало, — и знаете, где я нашел их на другой день? В холодильнике: все мои трусы он сложил в морозилке — хорошо еще, что холодильник не был включен.

— Вы правы, Амиго, — подхватила Жермена, — из них даже хорошего боя не сделаешь.

— И учтите, Жермена: если и найдется хоть один, пригодный на что-нибудь, он никогда не живет долго. — Высказав эту великую мысль, Амиго закрыл коробку с патронами и сунул ее в карман.

— Как же вы их хорошо знаете! — воскликнула Жермена.

— Еще бы, я ведь тут родился.

Робер, казалось, только сейчас заметил Кабаланго; развернув стул, он сел к нему лицом и спросил, не хочет ли Кабаланго выпить. И, не дожидаясь ответа, крикнул:

— Мария! Мария!

— Пари держу, что не услышит, — усмехнулся Амиго.

— Не беспокойтесь, я за ней схожу, — сказал Кабаланго.

Как только он вышел, Жермена придвинула стул к Амиго.

— Он не из местных и, видно, тяжело болен. И при этом такой замкнутый, что никак к нему не подкатишься…

— Если он вам надоест, — прервал ее Амиго, — позовите меня: больной он или здоровый, я ему мигом дам пинка.

— О, теперь это не так уж и важно: мы скоро возвращаемся, — сказал Робер.

Он откупорил бутылку и снова наполнил стаканы. Не успел он разлить вино, как Амиго поднес свой стакан к губам. Кабаланго вернулся. Вскоре появилась и Мария со стаканом воды.

— А он бережлив, наш чужеземец.

Кабаланго выпил воду, не обратив внимания на реплику Амиго.

— Слушай, чужеземец, бумаги-то у тебя в порядке? — продолжал Амиго уже более миролюбивым тоном.

Кабаланго сделал вид, будто шарит по карманам, но португалец театральным жестом его остановил:

— Я спросил, заботясь исключительно о ваших интересах! А то у нас тут начали шнырять разные проходимцы, явились сюда вроде бы освобождать страну, — объяснил он.

— Все это и подгоняет нас поскорее уехать, — сказала Жермена. — Но если и дальше будет так лить, я не представляю себе, когда же сможет прийти автобус.

«Неужели мне не удастся достойно дожить даже до собственной смерти? Ведь если автобус задержится, что будет со мной?»- подумал Кабаланго. Амиго попросил подать еще одну бутылку и взглянул на Жермену.

— Вы, как мужчина, не должны позволять ей волноваться понапрасну, Робер, — покровительственным тоном изрек он. — Вы ведь давно поселились в Вирьяму и должны бы знать, что эти так называемые «освободители» всего-навсего шайка трусливых, голодных фанфаронов, от которых любая страна жаждет поскорее избавиться. Их агрессивность старательно направляют в определенную сторону, снабжают их оружием и говорят: «Ступайте, освободите ваших братьев», от души желая, чтобы они поскорее свернули себе шею. Но на сей счет они могут не волноваться. Мы всех их прикончим. Потому что наша страна не колония, а провинция Португалии. Да и от кого освобождать-то? От нас, что ли, которые родились здесь и чьи предки научили их не пожирать друг друга?