Вирьяму

— Ты знаешь какие-нибудь сказки? — спросил Кабаланго.

От рубашки альбиноса, сшитой из грубой хлопчатобумажной ткани, пахло потом. И Кабаланго казалось, будто она — некое живое теплое существо, перечеркнувшее одним своим присутствием в этой влажной тяжелой ночи отталкивающий призрак геккона. Возможно, сказка, сложенная из волшебных слов детства, скорее помогла бы ему сблизиться с этим человеком, чем бессловесная рубашка, хотя бы и отданная в знак дружбы.

— Ты тоже любишь сказки?

Кабаланго хотелось в окружавшей их мгле найти и понимающе пожать руку альбиноса. На мгновение он увидел мать, склонившуюся под усыпанным звездами небом.

— Пока человек любит сказки, ничто еще не потеряно… — сказал Кабаланго и чуть было не добавил: «ни для него самого, ни для человечества», он наверняка произнес бы эти слова, если бы принял гарденал. Теперь же он сказал только:- Если ты веришь в сказки, значит, любишь свою мать.

В его сознании понятие «мать» сливалось с понятием «Африка», «земля»- со всем тем, что, хоть и меркнет по сравнению с видимыми совершенствами человека, волновало его на протяжении жизни, столь краткой по сравнению с немой вечностью смерти. Неужели на него еще действуют опадающие волны наркотика? Альбинос вдруг спросил:

— А ты знал свою мать?

— Она рассказывала мне чудесные сказки, — ответил Кабаланго, и лицо матери тотчас возникло перед его глазами.

— Хочешь, я кликну Терпение? Он тоже очень любит сказки. Он обычно молчит, но если бы ты его знал, ты увидел бы, как он закрывает глаза, когда слушает их.

— Расскажи мне какую-нибудь сказку, где я умер бы не от туберкулеза, а погиб бы как герой.

Главное — возжелать заново пережить свою смерть. Нашел ли он в конце пути истину? Однако… Неужели у него остались одни сказки?

— А герой — это кто? — спросил альбинос.

— Это тот, кто прокладывает путь.

— Вроде пророка?

— Нет. Пророк только указывает путь, — ответил Кабаланго. — Жизнь пророка важнее смерти. Его превращает в святого смерть, а героя — жизнь.

Они снова умолкли. Рубашка альбиноса начала согревать Кабаланго. На мгновение ноги их соприкоснулись. От этого прикосновения Кабаланго вздрогнул…

Они услышали над собой учащенное дыхание собаки, затем она снова убежала куда-то.

— Я забыл, как тебя зовут.

— Кабаланго.

— Слушай же; жила-была маленькая планета Земля. Говорила она на языке планет. Иной раз, когда все гасло — и свет, и звуки, — она обращалась к другим планетам, узнавала, что у них нового, и рассказывала о себе. Дети ее, к счастью, не понимали, что она говорила. Но животные догадывались. И до того пугались, что сразу умирали или бежали куда глаза глядят. У нашей маленькой планеты душа была поэтическая. И однажды ночью она сочинила для других планет стихи:

Как-то раз человеку сказали:

«В рай ведет прямая дорога».Запихал он в свою котомкуОдиночество и бессилье,Запер память на ключ и пустилсяПрямиком к желанному раю,Чтобы первым в него поспеть.В рай ведет прямая дорога.Человек прошел без оглядкиДлинный край, где любовь звенела.«Посторонитесь, посторонитесь —

Я хочу туда первым поспеть!»В рай ведет прямая дорога.Человек прошел без оглядкиСтрашный край, где война ревела.«Посторонитесь, посторонитесь —Я хочу туда первым поспеть!»В рай ведет прямая дорога.Он отталкивал чьи-то руки,Отводил от кого-то взоры.«Посторонитесь, посторонитесь —Я хочу туда первым поспеть!»

В рай ведет прямая дорога.Так всю жизнь упрямо шагал онИ вернулся на то же место,Где дорога его начиналась:Он забыл, что Земля кругла.И опять человеку сказали:«В рай ведет прямая дорога».Вытряс он из своей котомкиОдиночество и бессильеИ пошел бок о бок с людьми[9].

Другие планеты расхохотались — да так, что их слезы затуманили все небо. «Неужели все дети у тебя такие глупые? Ну и истории ты рассказываешь, Земля!»- сказали они.