Впрочем, он лежал неподвижно, а руки у него были связаны за спиной кабельной стяжкой. И еще он был голый.
Нет, не совсем неподвижно. Еще дергался. Из-под головы, вывернутой под нелепым углом, растекалась лужа. Ему перерезали горло.
Соколов отыскал между разлетевшимися обломками панели запасной магазин и прочее свое добро, но на пути к выходу помедлил, чтобы посветить фонариком в лицо убитому. Это был этнический китаец.
Зачем его раздели?
Чтобы забрать одежду.
Форма. Этот человек был полицейским или охранником.
Просто она недостаточно громко орет. Юйся испустила низкий гортанный вопль, как та чернокожая американская теннисистка, которая вопит на корте. Вопли – это ведь часть тарарама, верно? Следующий удар пришелся мимо стекла, и это разозлило Юйсю еще больше. Она со свистом втянула воздух и с громким криком ударила снова – опять мимо. От стула к этому времени осталась одна короткая дубинка. Юйся добавила к крику ругательства, которые употребляли женщины в ее деревне, когда бывали очень злы на своих мужчин. Стекло наконец треснуло. Иллюминатор был залеплен снаружи бумагой. Вдруг кто-то со стороны галереи оторвал ее и заглянул в треснувшее стекло. И резко отпрянул от нацеленной в лицо ножки стула, но тут же подскочил обратно и заорал на Юйсю.
Еще несколько ударов, и наружу вывалился целый треугольный клин стекла. Людей на галерее было уже четверо. Четверо! А всего на судне их шесть. Юйся ухватила ножку стула как пест и принялась частыми ударами выбивать остатки иллюминатора – так сосредоточенно, что даже перестала дышать. Ручка начала поворачиваться. Юйся отступила от двери, набрала в грудь воздуха и обрушила на вошедшего такой шквал ругательств, что – понимай он ее родной диалект – его яйца бы съежились, как изюм. За первым втиснулись еще двое и тут же прижались к стене, подальше от занесенной ножки стула. На их лицах был написан неподдельный страх. Юйся превратилась в одержимую, в ведьму. Только одержимая или ведьма станет так себя вести с людьми, которые в любой момент могут ее изнасиловать и убить.
Еще один человек ворвался в каюту – так решительно, что чуть не сбил с ног остальных. Это был капитан. Он шел прямо на нее. Она замахнулась ножкой стула, но капитан, очевидно, владел каким-то боевым искусством – перехватил дубинку в воздухе, вывернул ее из Юйсиной руки и с презрением швырнул через дверь в море.
Юйся выхватила из сапога мобильный и выставила перед собой.
– Я уже вызвала полицию! – объявила она. – Вам всем писец!
Наверное, ничто другое не остановило бы капитана. Три секунды он стоял совершенно неподвижно.
Что-то маленькое и цилиндрическое перелетело через порог и выкатилось на середину каюты. Юйся видела такую штуковину сегодня утром, когда Марлон и Чонгор разбирали сумку Иванова. В их разговоре прозвучали английские слова, которые она поняла, хотя и с трудом: «светошумовая» и «граната». Эти слова Юйся знала из фильмов, но там гранаты были совсем другие. Она не поняла бы, что перед ней, если бы не счастливое совпадение с утренними событиями.
А может, это вовсе не совпадение.
Тут до нее дошло, что чеки у гранаты нет.
Юйся быстро отвернулась, зажмурила глаза и зажала уши руками.
Зула уже и не помнила, каково это, когда на тебя не смотрят как на пугало. Сидя одна в баре «Хайятта», в мокрой одежде, которая теперь годилась только на тряпки, она не ощущала большей или меньшей неловкости. Она привыкла. Несколько бизнесменов поглядывали в ее сторону, гадая, наверное, как обколотая шлюшка добралась до Сямыня.
Не смотрели на Зулу только двое за соседним столиком: ближневосточно-азиатского вида мужчины в широких ветровках. Впрочем, и они следили за ней краешком глаза, чтобы не попыталась сбежать.