Вирус «Reamde»

Сегодняшний поход оказался легкой прогулкой, даже отдыхом: возможностью, вырвавшись из Интернета, занять голову чем-то еще. По большей части Ричард думал над своей реакцией на известие о том, что Зула жива. Последние несколько дней он примерялся к мысли о ее гибели и к тому, что это значило. Само собой, Ричард не в первый раз терял близких. Он достиг того возраста, когда пару раз в год ездишь на похороны ровесников, и даже имел на такие случаи особый костюм и туфли. Однако все смерти такие же разные, как и люди, которые умирают. Каждая означала, что определенный набор идей, представлений и реакций исчезает из мира, по-видимому, навсегда; каждая напоминала, что однажды и его идеи, мысли и реакции точно так же исчезнут. Это плохо. Но в случае с Зулой – страшно несправедливо. Если бы речь шла об обмене жизни Зулы на его жизнь, было бы куда лучше. Ричард – и Джонс это четко осознавал – с радостью согласился бы.

Ричард понимал, что выбирать придется скоро, и все усерднее задумывался над тем, о чем размышлял в последнее время, особенно когда рассматривал землю из иллюминатора частного самолета. У него не было внятных религиозных убеждений. Станет ли его дух существовать и дальше, сгинет ли вместе с телом – Ричарда в любом случае терзала мысль о том, что в его-то годы (а особенно в нынешних обстоятельствах) следует быть более духовным, поскольку момент смерти теперь определенно ближе момента рождения. Он же, наоборот, все сильнее прикипал к материальному. И даже не представлял, как можно быть полноценным, осознающим себя человеком, если не втягиваешь ноздрями аромат кедра; не видишь красного цвета; не наслаждаешься первым глотком пива; не чувствуешь, как прилегают к бедрам старые джинсы; не заглядываешься в иллюминатор на леса, поля и горы. Если всего этого нет, как можно быть хоть самую малость живым, чувствующим и осознающим?

В любой другой день подобные рассуждения быстро прерывались новым входящим сообщением, однако теперь, когда Ричард шел по долине Блю-Форк во главе колонны моджахедов, которые не горели желанием завязывать с ним разговор, он имел массу свободного времени для раздумий. Те, впрочем, ни к чему не вели. И все же он пытался наслаждаться ароматом кедра и синевой неба, пока было чем обонять и смотреть.

* * *

До подъема на шоссе добрались благополучно. Двигаясь на север через негусто застроенную промзону, доехали до южной окраины деловой части Сиэтла. Затем Оливия свернула на Ай-5 – основную трассу в направлении север – юг, – промчала через весь город, а полчаса спустя, миновав очередной жилой пояс и оказавшись в городке поменьше, включила поворотник и съехала на второстепенное шоссе, тянувшееся на восток по длинным прямым насыпям над бесконечной чередой пойменных болот. Прямо впереди над равниной вздымалась горная цепь. Как только они стали подниматься выше, а воздух вокруг стал более сухим, дорога начала забирать к югу и вилять, словно пасуя перед гигантской преградой. Вскоре она просочилась в усеянную городками широкую долину. Затем долина сузилась, воздух сделался прохладнее, городки – меньше, деревья – выше, и, наконец, стало понятно, что трасса бежит через перевал.

Соколов и Оливия вздохнули спокойнее, хотя особых причин для этого не было. В наши дни на извилистой горной дороге безопасности и уединения не больше, чем посреди мегаполиса. Однако атавистические зоны мозга подсказывали им, что так или иначе, но они все-таки сбежали, благополучно смылись.

– Что-то мне твои приятели не очень, – сказала Оливия. Это были первые слова с тех пор, как Соколов сел во внедорожник у дома Игоря.

– Как ты меня нашла?

– Раз уж мы задаем животрепещущие вопросы, вот тебе мой: когда я появилась, ты или кто-нибудь еще в том доме не брякнул ли чего вслух? Вроде «елки-палки, вылитая агент МИ-6 Оливия».

– Ничего такого я, естественно, не говорил.

– Ты – да. А другие? Например: «Что это за китайская баба на черном внедорожнике?»

– Нет. Я им показал вот так. – Соколов изобразил, как он приложил палец к губам и глянул в потолок.

– Это обнадеживает. Слегка.

– Еще раз: как ты меня нашла?

– Сегодня утром я была в аэропорту Ванкувера, собиралась в Принс-Джордж искать Абдуллу Джонса. И тут узнаю, что дом твоего приятеля поставили под наблюдение.

– Потому что этот придурок ходил в квартиру к Питеру и попал на камеры.

– Именно. Потом мне сообщают, что к твоим приятелям вдруг заявился некто по фамилии Соколов.

– А…

– Да. А меня это как бы касается.

Соколов посмотрел на Оливию, но та старательно не сводила глаз с дороги.

– В каком смысле?

– Видишь ли, видеофайлы были закриптованы. Вскрыть их не могли. Но благодаря кое-каким моим действиям этим утром ключ к ним нашелся.

– Где?

– В бумажнике Питера.

– Питер ведь мертв?

– Да, Питер мертв. Его, оказывается, еще в Сямыне застрелил Иванов. Потом Иванова застрелил Джонс и сбежал с Зулой.

– Тогда где бумажник Питера?

– У Чонгора в Маниле.

– Чонгор в Маниле?!

– По крайней мере несколько часов назад был там. С Юйсей и Марлоном.

– Кто такой Марлон?

– Хакер, написавший вирус.