Вирус тьмы, или Посланник [= Тень Люциферова крыла]

Дадхикраван проводил его задумчивым взглядом (система зрения у него была гораздо богаче человеческой), но ничего не сказал.

— Пойдемте в дом, — спохватилась Ксения, — вы, наверное, устали. Пообедаете и отдохнете, а потом поговорим о делах.

На Дадхикравана она почему-то не реагировала, то есть не удивилась его виду и не спросила, кто он такой, и подозрение снова зашевелилось в голове Такэды. И тотчас же словно сработал какойто переключатель, все стало на свои места.

Ну, конечно, успокоенно подумал Толя, ведь она психически ущербна, душа ее «рассыпана» по многим хронам, внедрена в тысячи женщин, а здесь осталось лишь тело… но тогда непонятно, почему она реагирует на нас так по-человечески, возразил Такэда сам себе. Если душа ее вынута, она не должна помнить никого…

Что-то надвинулось на Толю сверху, некая черная мрачная туча. Сверкнула молния, угрозы и предупреждения, и Такэда потерял сознание.

Пришел в себя он в спальне, на мягкой и чистой, благоухающей накрахмаленным бельем, кровати, сам такой же чистый, благоухающий травами, но слабый до потери пульса. Что-то творилось со зрением: Сухова, сидящего у постели на стуле, он еле узнал.

— Что… со мной?

— Не знаю, — помедлив, ответил Никита. — Похоже на шок от пси-удара… хотя я ничего не почувствовал. Разберемся. Лежи, пей медовый взвар и отдыхай, утром поговорим.

— Мне… непонятно… Ксения не должна… помнить…

— Разберемся. Не волнуйся, береги силы. Одежда твоя вот, на стуле, Дадхикраван будет в соседней комнате, так что не боись.

— Будь… осторожней. Добраться сюда… мы смогли, теперь бы убраться… подобру-поздорову.

Сухов погладил плечо Такэды и вышел. Толя задремал. Ему было хорошо и тревожно одновременно, однако ни сил, ни желания анализировать причины своего обморока и слабости у него не осталось.

Проснулся он внезапно: показалось, что кто-то кричит неподалеку. Прислушался. И облился холодным потом. В комнате никого не было, но стены ее серебрились от изморози, и холод в ней стоял собачий. Мало того, он усиливался, нарастал, одеяло уже не спасало больного, а температура продолжала падать гораздо быстрее, чем он успевал что-либо предпринять.

— Дадхи! — позвал Такэда слабым голосом.

Никто не отозвался.

— Дадхикраван, сюда!

Тишина. И холодный ветер в лицо. Толя понял, что если немедленно не предпринять что-нибудь, он замерзнет. Чувствуя, как воздух замерзает у него на губах, лопаются мыщцы, останавливается сердце и меркнет сознание, он сполз с кровати, и, стараясь не дышать обжигающим холодом, добрался до стула с диморфантом. Если бы это был простой скафандр, инженер бы надеть его не смог: руки превратились в коряги, ноги застыли, глаза ничего не видели, — но диморфант учуял желание хозяина и обнял его коконом высшей защиты, спасая от холода и потока пси-излучения, внушающего расслабленность и покой.

Через десять минут Такэда почти пришил в норму. Сознание пронзила мысль: что-то случилось! Дадхикраван не ответил на его призыв, а Сухов был недосягаем. И не его ли крик — телепатический — услышал он перед тем, как проснуться?

Такэда начал искать выход из комнаты, воздух которой уже собрался лужицей на полу — температура понизилась до точки сжижения кислорода и азота! — но дверь открыть не смог, как и окна, выходящие в сад. Тогда он достал шиххиртх и, не заботясь о последствиях, выстрелил в дверь.

Действие стрелы-ракеты демонического арбалета здесь получилось несравненно слабее, нежели в других местах их применения, тем не менее взрыв разнес дверь в пыль. Такэда, не пострадавшим ни от взрыва, ни от «вялого» разряда шиххиртха, выбежал в коридор, проскочил его в три прыжка, поднялся на, второй этаж и, не раздумывая, разнес дверь в спальню Сухова второй стрелой шиххиртха.

Интуиция его не подвела.

Он ворвался в тот момент, когда обнаженная Ксения, смеясь и кривляясь, гоняла по комнате Никиту, играя его мечом. Сухов был ловок и быстр, но вряд ли долго мог бы уворачиваться от Финиста, такого же смертельно опасного в руках женщины, как и в его собственных. На лице танцора застыло выражение бессильного гнева, но глаза смотрели холодно, прицеливающе, сурово.

— Стоять! — выговорил Такэда, поднимая шиххиргх.

Ксения обернулась, улыбка на ее губах погасла.

— Ах, вот это кто шумит в моем доме. Оямыч, это не вежливо, ты мне мешаешь.

Толя приготовился выпустить стрелу между Ксенией и Суховым, зная, тот защитит себя от любого взрыва, но шиххиртх в его руке вдруг сделался жидким и пролился на пол струей смолы.

Ксения засмеялась.

— Как видишь, здесь я хозяйка, все вещи подчиняются мне, так что иди досыпай, самурай. Я еще не наигралась и хочу получить все, что получают другие.

— И это штука подчиняется? — Такэда направил на девушку ствол инферно, выданного диморфантом по мысленному приказу прямо в руку.

Ксения опустила тускло блеснувший меч, глаза ее расширились.

— Умертвие?! Но…

— Вот именно, — тихо сказал Никита. Подошел к девушке, протянул руку, и меч, вырвавшись из ее руки, прыгнул к нему.

— Не все вещи в этом доме подчиняются вам, Гиибель. Кстати, настоящая Ксения не знает, что такое умертвие. Где она?