Вирус тьмы, или Посланник [= Тень Люциферова крыла]

Рука его шевельнулась, согнулись и разогнулись пальцы. Хриплый клокочущий вздох выгнул грудь. Страшное лицо повернулось к людям, исказилось гримасой боли, напряглось в натуге что-то сказать, но у старика не было языка. Никита убедился в этом окончательно.

Рука незнакомца снова шевельнулась, приподнялась, словно он искал опору, и вдруг затвердела, перестала дрожать, повернулась ладонью вверх. Казалось, вся жизнь чужака, еще теплившаяся в теле, сосредоточилась сейчас в его руке. И в глазу на груди.

В центре ладони разгорелась звездочка, сияние волнами пошло от нее к пальцам и запястью. Рука приобрела оранжево-прозрачный цвет, словно выточенная из раскаленного стекла. Звезда в центре ладони стала бледнеть, превратилась в облачко свечения, начала формироваться в какой-то геометрический знак: сначала это был круг, затем в нем проявился треугольник, круг преобразовался в квадрат, и наконец две эти фигуры слились в одну — пятиконечную звезду, выпуклую, светящуюся, словно лед под луной.

Незнакомец замычал, протягивая руку Сухову. Тот нерешительно глянул на озабоченного товарища.

— Что ему надо?

Седой снова замычал, обреченно, тоскливо, жутко. Глаз на груди его заполнился влагой, он умолял, он просил, он требовал чего-то: то ли принять дар, то ли помочь встать.

Никита решился, осторожно берясь за ладонь незнакомца.

И получил знакомый леденяще-электрический удар, так что свело руку и подогнулись ноги. Вскрикнув, он выдернул руку из горячей ладони старика, отступил на шаг, хватая воздух ртом.

Рука седого упала безвольно, погасла. Знака в виде звезды на ее ладони уже не было. На лице незнакомца проступило нечто вроде улыбки, затем черты его разгладились, по лицу разлилась бледность. Глаз несколько мгновений вглядывался в людей, потом внутри него словно отключили свет — стал пустым и бледным.

— Умер! — констатировал Такэда, озабоченно поддержал Никиту под локоть. — Что с тобой?

— Не знаю, — прохрипел танцор. — Такое впечатление, будто меня трахнуло током… причем уже второй раз! Эти, которые его убили, тоже имели разрядники… копья. О господи! Башка раскалывается! И рука болит…

Он разжал кулак и взглянул на ладонь. Точно посередине линии судьбы виднелась черная отметина в виде пятиконечной звезды, словно кожа в этом месте была сожжена. Такэда хмыкнул, рассматривая ладонь друга.

— Любопытно. В эзотерике пятиконечная звезда — символ вечности и совершенства. Такая звезда была эмблемой Тота и Кецалькоатля, а также ключом Соломона. Кстати, у японцев это знак высокого положения. — Такэда спохватился, видя, что Никита побледнел и еле стоит на ногах. — Тебе плохо?! Пошли, пошли отсюда, отвезу тебя домой. Хорошо, что я пошел за тобой, интуиция подсказала.

— Его… надо… в скорую.

— Поздно, ему уже никто не поможет. Позвоним от тебя в милицию.

— Он… не человек.

— Ладно, успокойся. Обопрись о плечо.

— И те… амбалы пятнистые… тоже не люди.

Такэда не ответил, выбирая дорогу и почти волоча Никиту на себе, пока не выбрались из парка на освещенную улицу.

Сухов не помнил, как добрался домой. Перед глазами все плыло, тянуло на рвоту, рука горела и дергала, в ладони точно застрял раскаленный гвоздь, не помогли ни йод, ни мази, ни таблетки.

В конце концов ему стало совсем плохо и он потерял сознание, уже не видя и не слыша, как Такэда вызывал скорую и говорил с милицией об инциденте в парке.

* * *

Двое суток Сухов провалялся дома с высокой температурой.

Его лихорадило, бросало то в жар, то в холод, а по ночам постоянно снились кошмары: то один, то двое, а то и целый батальон «десантников» с белыми лицами мертвецов гонялись за ним по парку, дырявили копьями, выжигали на груди и руках странные клейма и гудели на все лады: «Слабый! Шагай! Умрешь!..» Снился и многоглазый старик в плаще на голое тело, тянул к нему руки и беззвучно кричал, разевая черный безъязыкий рот: «Возьми-и-и! Это ключ власти! Будешь повелевать миром!» Никита хватал с руки старика странной формы ключ, но тот превращался то в громадного жука, то в скорпиона, а однажды в гранату, осколки которой после взрыва превратили голову больного в решето…

Первые ночи у постели танцора дежурила мама; в больницу сына отправить она не разрешила, хотя врач скорой, вызванной Такэдой, настаивал на госпитализации. На третий день Никите стало легче, и Толя уговорил маму, что теперь его очередь заботиться о больном, а в случае каких-либо осложнений он тут же вызовет ее к сыну.

К вечеру лихорадка прошла окончательно, температура спала, и Сухов почувствовал себя значительно лучше. С аппетитом поужинав (заодно и пообедав), он сделал подушку повыше и с интересом принялся разглядывать свою ладонь, сняв повязку. Пятно в форме пятиконечной звезды размером с жетон метро уже посветлело, приобрело коричневый цвет и походило теперь на вдавленное в кожу родимое пятно. А главное, оно сдвинулось с центра ладони к запястью. Ладонь уже не жгло, как вначале, а лишь покалывало, причем иногда это было даже приятно. Врач, осмотрев пятно, лишь хмыкнул, когда ему сообщили о передаче звезды с ладони на ладонь.