Вишневые воры

– Ты любишь его так же, как Розалинда любила Родерика. Он для тебя лишь инструмент, билет на волю. Вот только сбежать ты на самом деле никуда не можешь.

– Я уезжаю, Айрис. – Она закрыла багажник и вытянула руку, ожидая ключей.

– Ты ведь вообще не собиралась убегать со мной, правда?

Ее обычно выразительное лицо было стянуто, как на завязках.

– С тобой просто невозможно. Ты вечно указываешь мне, что делать, и шпионишь за мной. Я знаю, что ты желаешь мне добра, но так я жить больше не могу.

– Без меня ты вообще жить не будешь! – У меня перехватило дыхание. – Пожалуйста! Я обещала маме заботиться о тебе!

– Сэм позаботится обо мне. То, что случилось с сестрами, со мной не случится.

– Ты же не веришь в это по-настоящему, правда? – сказала я, но она явно себя в этом убедила. Это был тот самый момент, которого я так долго боялась, но теперь, когда он наступил, все казалось каким-то ненастоящим. Она сказала, что в жизни не встречала людей мрачнее меня, но на самом деле – в глубине души – я была оптимисткой. И если она махнула на себя рукой, то я сдаваться не хотела.

– Зили, пожалуйста, не надо! – взмолилась я.

– Что бы ты ни говорила, это не изменит моего решения.

И снова ощущение нереальности. Этого просто не могло быть.

– Ты хочешь, чтобы это закончилось именно так – нашей ссорой из-за мужчины? Он того не стоит. С таким же успехом ты можешь взять пистолет, поднести к виску и нажать на курок. Разницы никакой.

На ее лице не отразилось ни одной эмоции. Ее поступками руководила мечта о жизни с мужчиной, казавшимся ей пропуском в светлое будущее. Я могла бы еще долго с ней спорить, но, несмотря на услышанное с утра предупреждение, на меня накатила усталость. Останься она, и наше будущее будет понятно каким. Мне пришлось бы постоянно за ней следить, словно я охотник, а она – жертва; мы бы беспрерывно ругались, обижались друг на друга и еще больше ожесточались; я бы вечно беспокоилась, что потеряю ее. Каждый день мои легкие наполнялись бы не воздухом, а неизбывной тревогой.

– Ну раз ты хочешь умереть ради него, езжай, – сказала я, превозмогая боль в сердце. – Нам давно пора начать жить своей жизнью. Посмотрим, как ты без меня справишься. – Я бросила ключи на ее раскрытую ладонь.

– Прекрасно справлюсь, – сказала она.

– Если надумаешь вернуться, меня здесь не будет. Я сегодня уеду. – Я надеялась, что в конце этой недели уже буду в Нью-Мексико, в окружении красочных пейзажей, виденных мной в галерее.

Если она и хотела что-то ответить, то сдержалась и лишь плотнее сжала губы. Так мы и расстались.

Этот момент стоит перед моими глазами так ярко, будто я смотрю кино: аллея с лилейниками, цинниями и фиолетовыми волнами вербены по краям; птичий гомон на ветвях деревьев; мелькание бабочек и крыльев птиц; над нашими головами – молочно-голубая лазурь, а на небе – ни облачка.

И словно издали я вижу себя: я стою у дома и смотрю, как машина Зили удаляется по аллее и вскоре совсем исчезает из виду.

8

Я быстро оделась в нашей с Зили спальне, а потом достала из шкафа несколько комплектов одежды. Места в «Ситроене» было не очень много, даже с учетом того, что я собиралась ехать без Зили. Я упаковала несколько сумок, впихнув туда все что могла и решив, что остальное придется купить в Нью-Мексико. Это напомнило мне о том, что по пути из города я должна заехать в банк и снять со счета все деньги.

Мне уже не терпелось поскорее уехать. Я положила «Белый ирис» в передний отсек самой большой сумки – коричневого кожаного саквояжа в форме лодки, купленного на распродаже в «Бонуите». Потом я отнесла сумку в папин кабинет и забрала с его стола фотографию в рамке, сделанную у отеля на Террапин-Коув в июле 1949, за несколько дней до встречи Эстер с Мэтью. Это была редкая фотография, на которой мы были запечатлены всей семьей, и я осторожно опустила ее в сумку.

Дальше я пошла в комнату Белинды. Брошка, ее самое ценное достояние, была с ней в санатории, поэтому я взяла с ее тумбочки чучело крапивника и завернула его в платок с вышитой пчелой. В гостиной я наугад сняла с полки один из ее дневников и тоже взяла его с собой.

Когда я дошла до спален сестер, в моей голове снова зазвучал мамин голос, который я слышала утром: «случится что-то ужасное».

– Я сделала все, что могла, – сказала я, глядя на туалетный столик Эстер. – Честное слово.

На память об Эстер я взяла флакон лавандовых духов и расческу, в которой до сих пор оставались ее волосы. Со стола Розалинды я забрала кольцо с коралловой камеей и черепаховые гребни. В спальне Каллы и Дафни я взяла блокнот со стихами Каллы и кольцо с лунным камнем, которое мы с ней купили в Блумингдейле и которое было на ней, когда она умерла. От Дафни у меня уже была ее картина, но я все равно схватила с полки одну из ее книг, дешевый роман «Не покидайте меня, леди». Весьма символично.