Вишня во льду

– Грешен, каюсь. – Старый адвокат склонил седую голову. – Мы с вашим дядюшкой приятельствовали много лет. Не близко дружили, нет. Именно приятельствовали. Сошлись на любви к русской литературе, знаете ли. Он очень образованный был человек, очень начитанный, сейчас таких редко встретишь. Ваш дядя относился к редкой породе людей-отшельников, лучше всего он чувствовал себя наедине с самим собой. Но иногда мы встречались, и когда у него начались, как вы изволили выразиться, неприятности, он обратился ко мне за советом.

Дорошин внезапно почувствовал себя уязвленным, что дядя Коля не посоветовался с ним, опытным полицейским, который совершенно точно придумал бы, как обезопасить дядюшку и оградить его от посягательств то ли бандитов, то ли бизнесменов, то ли всех вместе.

– Что он вам рассказал?

– Он пришел ко мне в начале сентября и сказал, что к нему приезжали какие-то люди, которые сказали, что хотят купить дом вместе с участком. Николай Николаевич отказал им. Но они настаивали. Говорили, что купят ему взамен хорошую однокомнатную квартиру и денег дадут, чтобы была значительная добавка к пенсии. Он им ответил, что пенсии ему на жизнь вполне хватает, потому что он неприхотлив, и переезжать в конуру, пусть даже и просторную, на старости лет не намерен.

– Они вернулись? Я правильно понимаю?

– Да, они приезжали еще несколько раз, а потом бросили через забор бутылку с зажигательной смесью. Она чуть-чуть не долетела до бани, поэтому беды не наделала, но Николай Николаевич испугался, что рано или поздно они сожгут дом, чтобы вынудить его расстаться с землей. Он так переволновался, что у него стало плохо с сердцем. В первый раз в жизни. Он позвонил мне, попросил приехать, привезти валидол и поговорить.

– Я понимаю, отчего дядя не стал беспокоить Склонскую – не хотел, чтобы она волновалась за его здоровье. Ей и так пришлось немало перенести, ухаживая за больным мужем, но почему он не рассказал ничего мне? Ума не приложу…

– Машеньку Склонскую я знаю хорошо, вот, правда, не знал, что она дружна с Николаем Николаевичем. – Адвокат снова покачал головой. – Виктор, голубчик, вы сейчас, наверное, думаете, что ваш дядя вам не доверял или не считал, что вы способны откликнуться на его просьбу. Поверьте мне, старому уже человеку, это не так. Он очень хорошо к вам относился, ценил вас. Когда я приехал и привез лекарство, я стал ругать его, что он не обратится к родственникам, не скажет, что болен. Он же уверял меня, что здоров, что это всего-навсего реакция на стресс. Сказал, что у вас сейчас непростое время, что вы разводитесь с женой, переживаете и расстраиваетесь и что ему не хочется нагружать вас еще и своими проблемами. Он был уверен, что вы броситесь искать и карать его обидчиков, а ему не хотелось этого. И он выбрал другое решение. Кардинальное.

– Что вы имеете в виду? – У Дорошина вдруг зашевелились на голове волосы. – Сергей Сергеевич, вы же не намекаете, что мой дядя покончил с собой?

– Упаси господь, молодой человек! Я имею в виду, что, посоветовавшись со мной, он переписал свой дом на вас. Ну и камеры видеонаблюдения поставил на участке. Все эти ухищрения требовали некоторых временных затрат, поэтому он позвонил по телефону, который ему оставили эти люди, и сказал, что готов продать дом и участок, правда, ближе к Новому году. Сказал, что должен пройти медицинское обследование, собирается в санаторий. Мол, решу все свои дела, и перед Новым годом ударим по рукам.

– И на что он рассчитывал?

– На то, что, когда они появятся снова, скажет им, что дом ему больше не принадлежит, что он оформлен на племянника, полковника полиции, что участок оснащен видеокамерами, и любые попытки осуществить новый поджог приведут к большим неприятностям.

– Было бы лучше, если бы он доверился мне с самого начала, а не надрывался, заказывая камеры и руководя работами, – горько сказал Дорошин. – Я бы решил проблему с этими ублюдками в два счета. И участок обезопасил, и нервы его сберег. Сергей Сергеевич, вы же умный, опытный человек, почему же вы его не уговорили поговорить со мной?!

– Виктор, ваш дядя, когда хотел, был весьма непреклонным человеком. Он делал то, что считал правильным. Хотя должен вам сказать, что его представления о том, как правильно, иногда выглядели очень странно.

С этим Дорошин был согласен. У дядюшки был непростой характер. Вся его жизнь бирюка и отшельника доказывала это. Он не считал возможным разбивать чужую семью, он не считал возможным обременять собой оставшуюся без мужа Марию Викентьевну и всю жизнь прожил один, лелея любовь к ней, единственной женщине, которая была ему дорога.

Он расстраивался из-за дома, но не стал досаждать своими проблемами единственному племяннику. И умер в одиночестве, оставив этому племяннику огромный дом на берегу Волги, причем в самый нужный момент, когда племяннику стало негде жить.

– Они теперь пришли к вам, Виктор? – спросил адвокат. – Иначе вы бы не стали ворошить прошлое.