Vita Nostra

— На завтра параграфы один и два из текстового модуля. Понятийный активатор, схема на странице три. Все свободны, кроме Самохиной.

Закрылась дверь за последним студентом — Костей. Уходя, он оглянулся через плечо.

— Вижу, вы славно поработали, — ласково сказал Портнов, глядя через Сашкино плечо на ее художества.

Сашка даже головы не подняла. Портнов неторопливо взял стул, поставил напротив, уселся верхом, облокотившись на спинку:

— Вы, наверное, понимаете, что Николай Валерьевич не был обязан вызволять вас из той ямы, куда вы по глупости влетели?

— Я знала, что вы так скажете.

— Какая проницательность! Не совсем понимаю, откуда у вас именно сейчас взялся бунтарский дух, когда, по моему разумению, вы должны сидеть тише воды, ниже травы… На всякий случай знайте: за каждую просачкованную учебную минуту с вас спросится жестче, чем на первом курсе. Эти цветочки, — он ткнул пальцем по направлению к раскрытой Сашкиной тетради, — уже внесены на ваш счет. Завтра жду вас на индивидуальных с отчетом об отработанных упражнениях — с первого по восьмое, если вы забыли.

— Я не забыла, — Сашка поднялась.

Портнов сощурился:

— Как-то вы слишком много стали говорить.

— А вы мне рот не затыкайте!

— С первого по десятое, — ровным голосом сообщил Портнов.

х х х

В вестибюле, перед стеклянной будкой вахтерши, ее ждал Костя. Заканчивался перерыв, по лестницам и холлу сновали первокурсники, толпой стояла группа «Б» перед входом в первую аудиторию. Третьекурсников не было, и, как всегда после зимней сессии, институт казался опустевшим.

— Привет, — сказал Костя.

— Привет, — отозвалась Сашка.

— Захар срезался.

— Что?!

— Перед началом пары Портнов сказал…

— Он чувствовал, — пробормотала Сашка. — Он приходил ко мне… попрощаться.

Костя дернул кадыком:

— Почему это… почему именно он, ты не знаешь?

Сашка стояла, опустив руки. Надо было идти наверх, на третий этаж, переодеваться на физкультуру, через пять минут звонок…

— Костя… Скажи Димычу, что я не приду.

— Портнов будет штрафовать за пропуски физры, он так сказал.

— Мне плевать.

— Саш…

— Извини, я пойду.

х х х

— Алло.

— Привет, — сказала Сашка и кашлянула, чтобы очистить голос. — Привет, мама.

— Привет, — отозвалась мама после крохотной паузы.

В трубке было слышно, как плачет младенец.

— Как вы там? — торопливо спросила Сашка. — Как… малой?

— Нормально, — сказала мама сухо. — Беспокойный. Говорят, это газики.

— Ну, — сказала Сашка и запнулась. — У меня тоже все хорошо.

— Извини, — сказала мама. — Он плачет, не могу говорить.

И повесила трубку.

х х х

Она вошла в четырнадцатую аудиторию в пятнадцать двадцать, согласно расписанию. Стерх сидел за преподавательским столом, перед ним стопками громоздились книги, толстые тетради, разрозненные листы формата «А4». Он не поднял головы при Сашкином появлении и не ответил на ее приветствие.

Она прикрыла за собой дверь и так и осталась стоять на пороге.

Над окном бахромой нависали сосульки. Солнце просвечивало их насквозь, на остриях набрякали капли и срывались, сверкая, вниз, исчезали из виду. Прошла минута. Потом вторая. Сашка привалилась спиной к дверному косяку. У нее ослабели колени.

Острый подбородок Стерха почти касался широкого узла на серо-голубом, с металлическим блеском, галстуке. Склонив голову, он делал пометки в журнале — как будто Сашки здесь вовсе не было. Может быть, он хотел, чтобы она попросила прощения. Или наказывал ее этим длинным молчанием. Или в самом деле так презирал, что даже не хотел замечать.

Сашка смотрела на свои руки. Ногти удлинялись с каждой секундой. Кожа на щеках стягивалась, с ней тоже что-то происходило. Сосуды пульсировали, и каждый толчок сердца отзывался сухим щелчком в ушах.

— Вам повезло, что брат ваш еще очень мал. Будь он старше хотя бы на неделю, полное восстановление оказалось бы невозможным. Ребенок остался бы инвалидом без надежды на коррекцию. — Стерх говорил, не глядя на нее, по-прежнему вглядываясь в страницу журнала. — Возьмите следующий диск… Последовательно проработайте первый трек. Только первый.

Сашка сделала несколько шагов — к столу. Протянула руку; ее ногти, уродливые, черные, загибались крючками. Она зажала конвертик с диском между ладонями и так, стиснув ладони, отступила назад.

— Вы свободны.

Сашка вышла, не сказав ни слова.

х х х

Все-таки она очень любила учиться. Эта почти противоестественная страсть спасла ее ночью, когда десять упражнений Портнова обступили ее, как убийцы, и ни одно не желало сдаваться без боя.

Поначалу она уговаривала себя: еще шажок, и отдохну. Еще одно мысленное превращение. Еще. Вектор, вектор, преобразование, вот и протянулись ниточки, вот и сопряглись два мысленных потока, вот и почти готово упражнение номер один…

Когда-то она пыталась понять, что именно в организме работает, выполняя эти задания. Мозги? Да, конечно. Воображение? На полную катушку. Интуиция? Наверное, да… Но это были части большого механизма, причем не главные; когда механизм, разогревшись, начинал работать в полную силу, Сашке казалось, что вся она, Александра Самохина, — всего лишь фрагмент его. Заднее колесо.