Vita Nostra

— Плохо дело, Александра. Я терпеть не могу кому-то угрожать, кого-то ругать… Кого-то наказывать… Но сейчас вы себе — самый страшный враг. Только вы, больше никто. Идите, подумайте о своей судьбе… О зачете. Об экзамене, до которого осталось чуть больше года. И о том, как отнесется к вашему «не могу» ваш куратор… Как только у вас появится охота заниматься — дайте знать. Я готов проводить с вами дополнительные занятия. Я буду помогать вам, чем только смогу. Но вы — вы сами — должны переступить в себе черту. Должны решиться.

х х х

Денис Мясковский ждал своей очереди на индивидуальные к Портнову, ел чипсы из пакетика. Сашка уселась рядом с ним на подоконник.

— Деня, у меня к тебе серьезный вопрос.

— Давай.

— Лилия Попова — она кто?

Денис поперхнулся. Чипсы сперва встали ему поперек глотки, а потом разлетелись по коридору веером крошек.

— Блин! — прокашлял Мясковский.

Сашка похлопала его по спине. Мясковский отдышался.

— Долго думала? — спросил обиженно.

— Мне важно знать, — сказала Сашка. — Я валю введение в практику.

Денис удивленно на нее воззрился.

— Ты?!

— Ну да. Валю абсолютно, всухую. Мне важно знать, я хочу… понимаешь, может быть, реально поменять куратора? А?

— У тебя Коженников, — медленно сказал Денис.

— Да, — Сашка нервно потерла ладони.

— Не завидую. Лизка, например, если при ней сказать «Коженников», сначала белеет и начинает трястись, а потом дает в рожу. А потом ты, с окровавленной физиономией долго ей объясняешь, что имел в виду Костика, который нормальный парень и сам из-за папаши страдает…

— А Попова? — жадно спросила Сашка. — Ты пробовал с ней договориться как-то?

Денис помрачнел.

— Вообще-то… знаешь… она мягко стелет. Только жестко спать. Вообще, я тут с ребятами говорил, все кураторы одинаковые. Просто одни ругаются матом, а другие нет.

Денис ухмыльнулся, довольный своей шуткой, и хотел что-то еще сказать, но в этот момент открылась дверь тридцать восьмой аудитории, и в коридор вышла Женя Топорко, очень бледная и сосредоточенная.

Они с Сашкой встретились глазами. Женя вдруг вспыхнула, высоко подняла подбородок и прошла мимо без единого слова.

— Чего это она? — пробормотал Денис, подхватывая сумку. — Ну, пожелай мне…

В этот момент в дверях аудитории появился сам Портнов с незажженной сигаретой за ухом.

— Заходите, Мясковский, и откройте пошире окно… Самохина, это ваше время? Что вы здесь делаете?

— Она спрашивает, можно ли поменять куратора, — сообщил простодушный Денис.

Сашка обомлела.

Портнов бросил на нее внимательный взгляд.

— Нельзя, — сказал коротко. — Мясковский, окно открывайте, я буду курить. Самохина, до свидания.

х х х

На другой день солнце поднялось, чистое и даже теплое, окруженное легким эскортом мелких прозрачных облаков. Сашка пропустила первую пару — физкультуру. Когда соседки убрались на свою специальность, она открыла шкаф и там, в тесноте своей и чужой одежды, нащупала старую зимнюю куртку.

Сунула руку в правый карман. Пусто.

Сунула руку в левый карман. Тоже пусто, только несколько мелких монет.

Ему почему-то вспомнился тот день, когда Лиза Павленко ни с того ни с сего обвинила ее в краже ста долларов. И как Сашка догадалась, что купюра завалилась за подкладку. Вернее, на секунду увидела ее… Больше таких прозрений с ней не случалось. Или почти не случалось.

Почти без надежды она снова сунула руку в правый карман куртки и за подкладкой, за тонкой синтетической тканью, нащупала бумажный прямоугольник.

Нетерпеливо расширила дыру в кармане. Вместе с крошками и нитками вытащила визитную карточку без имени — с одним только номером телефона. Мобильного, хотя здесь, в Торпе, мобилки до сих пор были редкостью.

В переулке, ведущем со двора на Сакко и Ванцетти, пахло листвой и гнилью. Вода вчерашнего и позавчерашнего дождей стояла в глубоких лужах — листья бурой массой забили водосток. Сашка постояла, поставив лицо солнышку, возле телефона-автомата на углу.

Потом сняла трубку и набрала номер, сверяясь с визитной карточкой.

— Я слушаю, — сказал очень далекий мужской голос.

— Добрый день, — хрипло сказала Сашка. — Это я. Самохина.

— Привет, Саша. Что-то случилось?

— Еще нет. Но скоро случится.

— Ты меня пугаешь, — сказал Фарит Коженников.

— Стерх вам… еще ничего про меня не говорил?

В трубке помолчали.

— Стерх и не скажет, Саша, по крайней мере, до зачета… А что случилось?

Сашка помолчала, не зная, как объяснить.

— Саша? Вы меня слышите?

— Я провалю сессию, — сказала Сашка. — Я не сдам этого зачета ни с первого раза, ни со второго. Это все, конец.

Еще одна пауза.

— Откуда ты звонишь?

— С улицы. Из автомата. Дело в том, что у меня мама собирается рожать второго ребенка.

— Понимаю. Давай через полчаса — на улице перед институтом?

х х х

— Ей рожать — под зимнюю сессию.

— И что?

Они медленно шли по улице Сакко и Ванцетти. Мимо дворника, сгребающего листья, мимо девочки, выгуливающей таксу. Лепные украшения старинного особняка отсырели от дождей, бледные лица кариатид глядели бесстрастно и слепо.

Сашка не смотрела на Коженникова. Смотрела вперед и вверх, где среди редеющих крон проглядывало синее небо.