Vita Nostra. Собирая осколки

– Подожди, – сказал Валя. – Но я-то не заперт в «сегодня»! Завтра у меня будет завтра!

Они остановились под жестяным козырьком, нависающим над входом в общежитие. С козырька сплошным потоком лилась вода.

– Может, и заперт. – Алиса грустно улыбнулась. – Но просто этого не помнишь. Каждый раз просыпаешься и думаешь, что это новый день наступил.

Валя почувствовал воду в ботинках. Ледяную, ледяную воду; Алиса увидела его реакцию и тут же пожалела о своих словах:

– Нет, конечно, у тебя не так. У тебя все будет по-другому. Ты учись хорошо. Мне говорили: ты сможешь, только учись…

– Пошли, – хрипло сказал Валя.

Расстояние от общаги до бокового входа в Институт они преодолели бегом – Алиса с зонтом, Валя под капюшоном. В вестибюле перед дверью была разложена толстая резиновая дорожка, уже пропитавшаяся водой. Уборщица разъезжала на большом полотере, затирая мокрые следы на паркете и мраморе, и ей было совершенно все равно, чему и как тут учат студентов.

Алиса вернула Вале его зонт и поплелась, будто приговоренная, по ступенькам вверх, прихрамывая и низко опустив голову. Глядя ей вслед, Вале захотелось видеть Александру Игоревну и сию секунду высказать ей в глаза все, что он думает об Институте и его методах; и Александра не заставила себя ждать – возникла почти на том же месте, что и вчера, у постамента конной статуи, будто вышла из-под лошадиного брюха.

– Ты надел линзы?

Валя мигнул. Странный вопрос. Да, сегодня он вынул из сумки контейнер и впервые в Торпе надел свои линзы. Потому что очки запотевают в такую погоду.

В линзах он видел немного по-другому. Подробнее. Или нет? Кажется, Александра Игоревна изменилась. Эти морщины у нее на переносице появились сегодня? Или раньше он просто их не замечал?

– Ты прогулял физру, – прохладно сообщила Александра.

– Не прогулял. – Он выдал заготовленную фразу. – Вы сказали, что я буду снова ходить на физкультуру. Я и буду на нее ходить, но…

– …Я не назвала точной даты, – оборвала она с отвращением. – Ты сообразительный мальчик, но со мной не надо играть. Сегодня тебе плохо придется, Валик.

Звук домашнего имени на ее губах сработал как спусковой крючок. Только что его трясло от холода – теперь сделалось жарко.

– В Торпе, – сказал он сквозь зубы, – никому не бывает хорошо. Вы не педагоги. Вы банда садистов. Вы никого и ничему не можете научить!

Выражение ее глаз чуть-чуть изменилось.

– Может быть, мир устроен не так, как мне кажется, – продолжал Валя, – но и не так, как кажется вам!

Похоже, ему удалось удивить ее.

– Мама никогда вас не любила, – выпалил Валя и почувствовал, как нагретый воздух дрожит перед лицом. – Вас вообще никто никогда не любил!

– Зайди к Дмитрию Дмитриевичу, – после очень короткой паузы сказала Александра. – Сейчас.

* * *

Минуту назад Сашка разговаривала с Физруком. Дождь хлестал в большие окна спортзала, загороженные изнутри решетками. Дима собирал волейбольные мячи, раскатившиеся по углам, затерявшиеся под скамейками, бросал через весь зал, неизменно попадая в большую круглую корзину.

– Тебе не понравится, что я скажу.

– Мне никогда не нравится, что ты говоришь, – отозвалась Сашка.

– Насколько я могу судить, близнецы…

Он сделал паузу, провоцируя ее эмоции. Эмоции пришли, но Сашка никак их не выказала.

– …Близнецы устроены так, чтобы поглощать друг друга. Выживет только один. Второй по ходу учебы будет демонтирован, разобран на запчасти и укрепит собой лидера. Сейчас ты можешь принимать решение, кто из них будет орудием Речи, а кто станет удобрением. Во время экзамена ты перестанешь чем-то управлять, все решит случай… или Великая Речь.

– Ты столько чуши наплел мне за время нашего знакомства, – выговорила Сашка, – что я не стану принимать это близко к сердцу.

– Как хочешь. – Он бросил в корзину последний мяч. – Надо же, льет с утра просто ужасно.

Потоки воды омывали окна снаружи. Чистые, как горный водопад. Торпа давно перестала быть промышленным городом.

А ведь он в первый раз дал мне понять, что у моих усилий может быть результат, подумала Сашка. До сих пор Физрук был уверен, что я затягиваю агонию. И ничего не выйдет. Что я по-прежнему убийца реальности. Что-то изменилось?

– Что изменилось? – спросила она вслух.

– Кстати, – сказал Физрук. – Уж сегодня ты позволишь мне сделать с твоим братом то, что я посчитаю нужным?

* * *

Путь по лестнице вверх дался Вале нелегко – он даже остановился два раза. Он не мог договориться сам с собой: что стало бы сейчас настоящим бунтом?

Уйти в общежитие, покормить хомяка и лечь спать? Но он ведь сегодня уже прогулял одну пару. Ставки должны повышаться.

Уехать из Торпы? На этой мысли Валя споткнулся о ступеньку и чуть не упал. Да, это был бы настоящий бунт. Но что, если потом он проснется в общаге, этим же самым утром, где девчонки под дождем будут бить Алису?

Вот же дурак: разговаривал с Александрой Игоревной и не сказал самого главного. Не сформулировал, не выложил в лицо. Проклятые слова: когда разговариваешь сам с собой, получается остро, хлестко, красноречиво. А когда посмотришь ей в глаза, вылетают невнятные ругательства, и все.