Витающие в облаках

У меня еще осталась засаленная карточка Чика — «Бюро частных расследований „Премьер“! Выполним любые задания, не спрашивая лишнего». Бюро оказалось неподалеку, в булыжном проулке, в лабиринте вокруг «Гробовой фабрики», чьи печальные призраки сегодня не тревожили живущих. Вывеска на двери гласила: «Кинлох-хаус». Легко было представить себе, что в этом здании когда-то трудились огромные загадочные механизмы — зубастые шестерни и молотящие поршни. Сейчас оно превратилось в лабиринт обветшалых офисов: все — обшарпанные, большинство пустует, а в остальных гнездятся подставные конторы для еще более сомнительных предприятий.

По дороге наша компания приросла за счет Андреа, сбежавшей от безумных Маккью. Андреа настороженно отнеслась к затее с похищением — ее отец был членом городского совета в Молтоне. Ее убедил только наш довод, что эта история будет полезна ей как писателю — например, послужит материалом для рассказа: «Антея — похитительница детей», что-нибудь такое. Я хотела свалить на нее заботу о ребенке — тяжело быть вором-домушником, если приходится таскать с собой большого толстого младенца, — но осознала свою ошибку, когда Андреа позеленела при виде Протея, измазанного едой (не помогли даже мои объяснения, что это всего лишь шоколадный пудинг «Робинсон»).

На самом верхнем этаже мы нашли еще одну карточку «Бюро частных расследований „Премьер“», приклеенную на дверь жвачкой. Дверь была заперта, а стекло в ней закрыто военных времен клеенкой для затемнения. Терри забарабанила в дверь, и через некоторое время — не сразу — нам осторожно открыл Чик, у которого теперь был еще более потасканный вид, если такое вообще возможно.

— А, это вы, — сказал он.

Мы, кажется, застали его за перетаскиванием старого шкафа для бумаг по истертому линолеуму. Чик пыхтел, и капли пота проступали на зарождающейся лысине. Пастозно-бледный, взмокший, — казалось, его сейчас настигнет сердечный приступ. Впрочем, он так выглядел при любой нашей встрече.

— Чего вам вообще надо? — мрачно спросил он. — Надеюсь, не денег — стерва меня до нитки обобрала. Ну не стойте столбами, помогите мне.

Шкаф для бумаг оказался легче, чем я ожидала, — он был пуст.

— Я думал завести женщину, — сказал Чик, разглядывая шкаф с таким видом, словно и впрямь собирался держать в нем женщину. — Чтобы печатала, подшивала бумаги… всякое такое…

Не подойдет ли ему Андреа с ее секретарскими талантами? Но она только что втащила Протея на пятый этаж и теперь лежала на полу, пыхтя, с закрытыми глазами.

— Будь как дома, устраивайся поудобней, — сказал Чик, перешагивая через ее распростертое тело, чтобы достать кулек жареной картошки из лотка с надписью «Входящие». — А я и не знал, что у тебя есть ребенок, — продолжал он, обращаясь ко мне. И предложил Протею холодный ломтик картошки.

— Это не мой.

— Будь осторожна, — сказал Чик. — За похищение сажают.

— Кстати, раз уж зашла речь… — встряла Терри…

Сьюэллы снимали большой полуотдельный дом под названием «Бирнам», примостившийся на склоне Лоу, где-то на середине высоты. В дом мы попали без всякого труда: мы еще не успели вытащить Протея из машины, а Чик уже открыл отмычкой замок задней двери. Я попыталась прикинуть, насколько бросаются в глаза четверо взрослых и младенец, проникающие со взломом в дом на тихой улице. Скорее всего, очень сильно.

— Ты уверена, что их нет? — в сотый раз прошипела Андреа.

— Нету, я же тебе сказала, — раздраженно ответила Терри. — Я слышала, как они говорили, что поедут в Эдинбург. А собаку оставят.

— Как удобно для сюжета, — бормочет Нора. — Если это можно назвать сюжетом.

Андреа вызвалась вести машину, в которой мы будем скрываться с места преступления, и по этой причине собиралась остаться снаружи, в «кортине». Но под допросом Чика она созналась, что не умеет водить.

Оказавшись в «Бирнаме», мы стали заглядывать поочередно в каждую комнату, переговариваясь шепотом, словно прихожане в церкви (или воры-домушники во время кражи).

— Мне кажется, это все как-то… незаконно, — пробормотала Андреа.

— Потому что оно и есть незаконно, блин, — буркнул Чик. — Я вам вот что скажу: если меня посадят за кражу собаки, которая притом даже на бегах не выступает, кое-кто мне за это заплатит.

Последняя фраза была явно адресована мне, но я не обратила внимания.

— Он только ругается ужасно, а внутри добрый, — утешила я Андреа, которая глядела на Чика в ужасе — раньше она его не встречала.

Терри обнюхивала комнаты в поисках собачьего следа и запаха.

— Он точно здесь, — сказала она с убежденностью медиума.

Я никогда не бывала в таком чистом доме — чистом, как выставочный образец или жилище роботов. Интерьер был оформлен в оттенках магнолии. Все вещи стояли по линеечке, в раковине не нашлось бы даже немытой чашки, и все подушки были тщательно взбиты. Мы крались по дому на цыпочках, как воры-медвежатники — точнее, воры-собачники.