Читаем Витамины Для Души (добрые истории из жизни) полностью

Заплакала, проковыляла умыться. Трясущимися руками набрала номер своей подружки, уже десять лет как удалившейся от мира в монастырь в глубинке. Там она, бывший фармацевт, трудилась травницей. Похудела почти на тридцать килограмм, передумала помирать и слыла если и не старицей, то особенной монахиней. Тонким ручейком к ней тянулся народ. За сборами лекарственными и советами, душевной поддержкой.

Анна Ивановна дозвонилась сразу же. С первой попытки. И, захлебываясь, стала говорить. Подружка Верка, впрочем уже давно Мария, сказала, что сама почитает и даже Елизавету попросит, про которую говорят, что особенной силы молитвенница она. И свечи поставит.

Анна Ивановна положила трубку, но руки опускаться отказывались. Она несколько минут тяжело, словно камни ворочая (язык не слушался), читала молитвы к Матронушке, к Богородице.

Сегодня утром, когда ставила свечи за внучку, дочь, нескольких родственников, за подружку, которой звонила, и записочку за их здравие подала, никаких предчувствий не было.

Аленка была крещеной. Кто ж их, младенцев, спрашивает? Отнесли – еще годика девочке не было. И хотя внучка активно, даже сердито уверяла, что не верит, это не мешало бабушке молиться о ней.

– Аленушка.

К часу дня старушке стало легче. Она выглянула в окно. Золотая, невероятной красоты осень царила во дворе. Разлапистые клены и дурные московские тополя шелестели листьями самых нарядных оттенков. Неделю не было дождя. И пестрый ковер на газоне, на дорожке шуршал, радовал глаз. Выглядел чистым, ярким.

Анна Ивановна смотрела во двор, ей казалось, что сверху на пятиэтажки опускается прозрачный светящийся платок. Огромный, но вместе с тем невесомый и согревающий.

Анна Ивановна пошла и еще раз умылась, поправила свою праздничную косынку и взялась за шарлотку. «Ничего, – думала она. – Ничего. Вернутся обе девочки домой, а у них угощение». Шарлотки и сладкая выпечка в целом ей всегда удавались.

Бабушка поняла, что почти мурлычет, настроение не просто поднялось, стало легким. Не до такого, чтобы в пляс тянуло, но где-то рядом. Шарлотка ушла в духовку.

Из остатков теста, немного изменив его, добавив муки и корицы, Анна Ивановна решила сваять пару маленьких кексиков с изюмом.

В замке провернулся ключ. Для Наташи еще рано. Она ушла заниматься с соседским парнем, который в этом году школу заканчивает. И обещала, что провозится с ним до пятнадцати, не меньше. Так они договорились. Что в выходной три, а то и четыре урока подряд. На неделе обоим некогда. В лучшем случае один час в середине недели выкраивают.

Дверь открылась. Кто-то тяжело, с сопением, ворчанием, переступил порог. Анна Ивановна отряхнула руки от муки и пошла в прихожую.

Растрепанная Алена с синяками и ссадинами на лице стояла не одна. Рядом высился тощий, похожий на гвоздь, мужчина лет пятидесяти.

Анна Ивановна взялась обеими руками за голову. Но не заголосила, не зарыдала. Взглядом окинула внучку, потом незнакомца, потом снова внучку.

Алена откашлялась и хрипло проговорила:

– Баб, надо бы капюшон зашить, его порвали. Ты поможешь?

Анна Ивановна окончательно пришла в себя.

– Чей? Твой или нашего гостя?

– Его Сан Саныч зовут. Мы сегодня познакомились.

– Давайте я погляжу.

Анна Ивановна протянула руку к куртке гостя и добавила строго:

– А вы пока вымойте руки и идите на кухню.

Мужчина шумно вдохнул воздух.

– Вкусно пахнет. Печете?

– Да. И вы как раз вовремя.

Алена открыла Сан Санычу дверь в санузел (у Кузнецовых он был совмещенный и все равно довольно тесный), шагнула к старушке и обняла, всем телом прижалась. Пристроила пострадавшее лицо к виску Анны Ивановны. Засопела.

– Что случилось? Я очень напугалась.

– Я тоже. Но… там оказался Сан Саныч, и… все хорошо.

– Где там?

– В Ромашкове. Я к Ленке ездила.

Ленкины родители жили на отшибе, у полей и леса.

В ванной шумно сопел мужчина. Лилась вода. Анна Ивановна постучала в дверь и каркающим голосом посоветовала взять любое полотенце. Белое, желтое или розовое. Все чистые. Она их утром только повесила.

– Угу.

Он вышел, занял собой, хоть вроде и тощий, весь их узкий коридор. А внучка, наоборот, улизнула в ванную.

Анна Ивановна пошла впереди гостя и вдруг спохватилась:

– Тапочки! Я не предложила вам тапочки. Но… боюсь, у нас нет подходящего размера.

Кузнецовы, может, и не были самыми красивыми женщинами в мире, но гордились маленькими ножками. Даже у рослой крепкой Аленки лапка хоть и была больше бабушкиной и маминой, но меньше, чем у всех ее подруг. Тридцать шесть с половиной. А Наташа и сама Анна Ивановна, пока ноги не испортили возрастные шишки-узлы, обе носили тридцать пять с половиной. Почти тридцать шесть. Это при том, что роста обе среднего, не Дюймовочки.

Задребезжал телефон. Анна Ивановна показала гостю стул, сказала, мол, извините и ответила.

В трубке плескался сильный, совсем не старый голос Веры. Подруга говорила, что Анне несказанно повезло. Матушка Елизавета не только сама помолилась, но еще и позвала монахинь. Вместе впятером почитали. И она думает, что все будет хорошо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века