Витязь на распутье

Дело в том, что царевна выразила желание поклониться иконе, которая чудесным образом объявилась в этих краях, дабы испросить у нее благословения на меня, мое воинство и вообще на всю военную кампанию. Причем поклониться ей в одиночку она не желала – непременно со мной, да и матушка настоятельница, стоило мне начать отнекиваться, так удивленно на меня посмотрела…

Словом, пришлось ехать к соседям на ту сторону реки, то бишь в мужской монастырь. Держа в памяти, что у меня в запасе всего один день, я еще надеялся успеть полюбоваться явленным образом, коротенько помолиться на него и быстренько отправиться в дорогу, благо что ратники были готовы – только свистнуть, и они в седлах. Однако не тут-то было. Пришлось битый час выслушивать лекцию про то, как «сей чудный образ, ангелами невидимо носим, светозарно шествовал по воздусям» из одного местного селения в другое, очевидно, в поисках местечка посимпатичнее. Слушая монаха, я периодически с тоской поглядывал на узенькое слюдяное оконце. Светлое в начале чтения сказания, оно заметно потемнело ближе к концу.

К тому же когда иконе наконец-то надоело блуждать по местным окрестностям и она обосновалась на одном месте, начались свершаемые ею чудеса.

Кстати, поведение самого Александра мне, честно говоря, пришлось не по душе – очень уж набожный. Понимаю, что все дело в воспитании – торчи я с малолетства в монастыре и ошивайся по кельям, глядишь, стал бы таким же, а то и еще хуже. Но куда его такого на войну? Разве что подменить священника, если срочно понадобится отпустить грехи умирающему или отпеть погибших, вот и все, а махать сабелькой – увы. Не убий. Непонятно только, почему он так рвется поехать со мной.

– Кровь пролить за царя-батюшку, за Русь святую, – гордо заявил он на обратном пути в ответ на мой осторожный вопрос.

Ишь ты! Пришлось пояснить, что в бою надо думать совсем о другом – победить врага и уцелеть самому.

– А ежели так не выходит? – горячо возразил он. – Ежели иначе никак?

– Тогда дело другое, – согласился я. – Но наперед запомни, братец, что думать надо об этих двух вещах, из коих первая – обязательная, а вторая как получится.

А попутно поинтересовался насчет нарушения господних заповедей. Как, мол, не боится?

– Так за царя ж да за Русь, – вновь повторил он, с недоумением взирая на меня.

– Вообще-то в этот раз мы будем воевать не за них, – усмехнулся я. – Вместо Руси Ливония, а вместо государя – королева Мария Владимировна. Тебя это не смущает?

– Тогда за веру православную, – нашелся мой Шурик. – Как же за такую не воевать, когда ты сам ныне слыхивал, какие чудеса образ богородицы творит. А ведь это тебе не все зачли – матушка Дарья куда боле написала в сказании о сей иконе, да токмо не все вошло – уж больно длинно.

И что-то мне расхотелось брать его с собой. Не знаю почему, но вот пропало желание, и все тут. Однако я сразу подогнал под отказ теоретическую базу. Мол, я ныне в ответе за тебя перед игуменьей, а потому негоже мне брать на войну неумеху, которого убьют в первой же стычке, не говоря уж о сражении. Поэтому лучше всего, если он пока останется и как следует позанимается с моими ратниками, если ему не зазорно тягаться с мальцами, а уж потом, когда я вернусь…

– Учебы стыдиться не след, от кого бы она ни исходила, – заметил он рассудительно. – Токмо ты бы допрежь меня спытал, а опосля сказывал про нее.

Ладно, пусть будет проверка, и я по возвращении в обитель устроил испытание, которое, как ни удивительно, Александр достойно выдержал. Разумеется, сабли были деревянные, которые тот сноровисто притащил из какого-то сарая, но все остальное – выпады, приемы, уколы и так далее – настоящее, так что экзамен он сдал, притом с блеском.

Судей для подсчета было трое – помимо меня еще два десятника. Все трое пришли к выводу, что победа одержана в четырех поединках из пяти. Да и то в одном, самом последнем, Александр проиграл лишь потому, что гвардеец забыл про мой запрет о применении дополнительных приемов. На них я, памятуя о московской драке с ляхами, акцентировал внимание своих гвардейцев с самого начала осени, едва прибыв в Кострому. Запретил я их применять против Александра, посчитав, что в данном случае будет нечестно – все-таки братан, а не поляк и не швед.

Так вот, Истома Курнос, дравшийся против моего Шурика, чувствуя, что проигрывает, классически уклонившись от выпада моего братана, совершенно не классически пнул его ногой и только так смог победить. Хорошо хоть вовремя спохватился и удар получился не очень сильным – через минуту братана уже привели в чувство. Но в ответ на его обиженное замечание, что так нечестно, я строго заявил:

– В моем полку в бою считается нечестным лишь одно – не выполнить приказ командира, даже если это будет стоить тебе жизни. Все остальное, Александр Алексеевич, достойно, ибо приближает победу над врагом.

– Но ведь так еще и подл… – Но Шурик тут же осекся на полуслове.