Витязь на распутье

Правда, сам он весьма неохотно рассказывал о пращурах. Лишь один раз мне удалось разговорить его, выяснив, что Груздь, в крещении названный Семеном, прибыл в Москву с рекомендательным письмецом к четвероюродному дядьке. Между прочим, отцу того самого Ваньки Курдюка, погибшему на волжском берегу от рук моих гвардейцев. Однако дядька, задрав нос, послал его куда подальше, сказав, чтоб тот сам определялся на службу, а таких родичей у него во дворе и без него пруд пруди, да все с хвостами.

– У тебя есть хвост? – осведомился он у Груздя.

– Не-эт, – опешив, протянул парень.

– Вот когда отрастишь, тогда и потолкуем, – заявил дядька и красноречиво указал ему на ворота.

Не зная, что теперь делать – денег-то осталось всего ничего, три алтына да новгородка, – Семен сунулся в Разрядный приказ, где ему и посоветовали завербоваться к некоему князю, набирающему мальцов в особый полк. Правда, предупредили, что служить придется с кем ни попадя, поскольку князь берет всех без разбора.

– Это славно, – одобрил Семен. – Я и сам из… хвостатых.

Так семнадцатилетний парень и оказался в казармах близ села Тонинское, до поры до времени особо ничем не выделяясь. Вот только сейчас, но зато во всей красе…

Бой закончился быстро – после того как в окна влетело два десятка гранат, в ближайшую пару минут с противниками удалось покончить, ибо деморализованные остатки немедленно запросили пощады. Лишь тогда Семен пришел в себя, виновато оглянулся на меня и даже развел руками – мол, совсем забыл, прости, князь, не до того было.

– Молодца, – кивнул я и, одобрительно хлопнув парня по плечу, посоветовал, указывая на гвардейцев: – Да ты не отвлекайся попусту. Еще не конец, так что продолжай командовать… сотник.

Дальнейшие его распоряжения мне тоже понравились. На сей раз он отдавал их без боевого азарта, без вдохновения, но вдумчиво и толково. Самое то.

Что же касаемо уцелевших ландскнехтов, то я распорядился перевести их в Ивангород под надзор тамошнего воеводы князя Трубецкого, прикидывая, что они пойдут в обозе вслед за моими орлами, когда те будут въезжать в Москву.

Почему-то именно в те минуты, глядя изнутри на могучие крепостные стены, взятие которых обошлось в семь погибших, во мне появилась уверенность, что все пройдет успешно. Какие там слова приписал наш классик Петру I? «Отсель грозить мы будем шведу…» Вот-вот. Правда, сказано это было в отношении Санкт-Петербурга, но ничего – сгодится и для Нарвы. Да и ни к чему нам тупить топоры и, обливаясь потом, прорубать окно – вполне сойдет и готовая форточка, которую мы ныне распахнули настежь.

Гонцы незамедлительно отправились к королеве. Теперь предстояло дождаться ее, а уж потом двигаться дальше. Трое суток не ушло псу под хвост – я занимался делом, доводя до ума дальнейший план захвата Эстляндии, решив действовать по методу конвейера – вначале обоз с «купцами» и моими спецназовцами, затем по сигналу вход в город основных сил, быстрая разборка с защитниками, короткое разъяснение городским властям что и как, после чего, оставив небольшой гарнизон человек в пятьдесят, который должны сменить следующие за нами стрельцы, снова в путь.

Мария Владимировна – память молодых лет крепка – превзошла все мои ожидания, оказавшись достойной своей новой роли. Конечно, одежда меняет человека – спору нет, но и во всем остальном она была выше всяческих похвал. Во всяком случае, глядя на эту женщину с величественными жестами, царственной осанкой и властным голосом, никто бы не сказал, что перед ними старица Марфа, проторчавшая в Подсосенском монастыре более полутора десятков лет.

Как ни удивительно, но изменилось и ее лицо. Практически разгладились морщинки, появился румянец – и впрямь ягодка опять. Да и сама королева… Насколько я успел подметить, к Шеину она по-прежнему относилась равнодушно, а вот бросаемые ею взгляды на князя Мак-Альпина номер два позволяли предположить, что, кажется, она положила на него глаз.

Впрочем, как мне шустро доложили, еще в Нейшлоссе она в первый же вечер, выслушав за праздничным пиром историю его жизни, во всеуслышание объявила, что берет над ним опеку, как… старшая сестра, после чего прилюдно, очевидно, в знак вступления в права родственницы, облобызала засмущавшегося Александра. Правда, в щеки, но лиха беда начало, особенно учитывая восторженные взгляды, которые бросал на свою новоявленную сестрицу мой братец.

Ох, Шурик!

Но говорить ему я ничего не стал – не маленький. В конце концов, мужику уже четвертый десяток. Кое-кто в его годы успел завоевать полмира, а иные повисеть на кресте. Да и я ему не дядька-наставник, а двоюродный брат, причем куда моложе. Одним словом, сам пусть разбирается.

Торжественный въезд в Ругодив ознаменовался тем, что по моему настоянию бургомистр Хенке преподнес королеве не только хлеб-соль, но и ключи от города. К тому же и приветственную речь он произнес столь чудесно – хотя и с акцентом, но по-русски, – что я сразу же решил прихватить его с собой в дальнейшее путешествие. Его и еще командира наемников Вальтера фон Шлихта, оказавшегося столь послушным.