Витязь на распутье

Более того, я успел ввести еще одно новшество – заказал скорнякам не простые шапки, а с ушами, которые на Руси, как ни странно, отсутствовали. Нет, имелись на них легкие отвороты, причем даже с меховой опушкой, нечто вроде кепок с ушками, вошедших в моду в моем двадцать первом веке, но это ж совсем не то. А вот мои люди и при тридцати градусах ниже нуля все равно обморожения не получат.

С валенками хуже. Курай только приступил, и что у него получится – бог весть. Правда, он обещал уже до декабря свалять первую сотню пар – то есть гвардейцам, которым предстояло лежать по ночам в засадах, вполне хватит, а остальные… Ничего страшного, воевали всю жизнь в лаптях и сапогах, повоюют и еще годик. Жаркий костер, пара лишних теплых портянок, и нормально.

Зато с навыками… Скрытный подход, незаметное снятие часовых, блокировка гарнизона, казармы которого размещены неизвестно где…

Но и отрицательный ответ давать нельзя – не те обстоятельства. Пришлось уклончиво заметить, что над таким сложным вопросом надо как следует поразмыслить да обдумать со всех сторон, и ляпнуть вот так сразу, да или нет, я не могу. Но все-таки не удержался и осведомился, как там насчет обещанного царевне вольного выбора.

– Или ты снова хочешь доказать, что настоящий хозяин своего слова – сам дал и сам взял обратно? – ехидно поинтересовался я.

– Слово держал, покамест ты о своем заботился, а коль князь нарушил, то государю сам бог велел, – развел руками он.

Ишь ты, вывернулся. Ну погоди, погоди…

– А где сейчас Федор?

Дмитрий самодовольно хмыкнул, улыбнулся, зачем-то неспешно открыл дверь, подле которой стоял, и негромко произнес:

– Нешто доселе не догадался? В храме он, готовится к постригу. Опосля вечерни и обряд проведем. – И он с любопытством уставился на меня.

Какой реакции дожидался государь – не знаю, но если рассчитывал, что я на него кинусь, то ошибся. Хоть и невелики слюдяные оконца в помещениях архимандрита, но дают достаточно света, чтобы можно было заметить чужие тени на полу в коридоре. Судя по ним, я предположил, что там собралось не меньше пяти телохранителей-иноземцев, так что кидаться в драку я не стал, хотя руки и чесались. Все равно эта зараза успела бы отпрянуть, после чего на меня навалились бы его бравые орлы, а мне достаточно и одной шишки на затылке.

Дмитрий еще немного постоял у двери в ожидании, что я предприму, но я преспокойно уселся на единственный стул в келье, стоящий близ стола, и невозмутимо заметил:

– Очень жаль. А отложить постриг никак нельзя? Ну хотя бы до завтрашнего вечера.

– Зачем?

– Мне ведь нужно собраться с мыслями, чтобы предоставить тебе доказательства нашей с ним невиновности, – пояснил я. – Думаю, что ты в них поверишь, государь. Поэтому просьба: не торопись совершать непоправимое. Очень тебе советую.

– Что ж, на один денек можно и отложить, – согласился он. – Но токмо не боле. И гляди, ежели не возможешь меня убедить в своей невиновности, то я уж и не знаю, чем ты станешь искупать свою вину. Разве что и в самом деле посулишь взять этой же зимой Эстляндию…

– От пустых посулов проку мало, – проворчал я.

– А ты пустых мне и не давал, – возразил он, хотел сказать еще что-то, но не стал – ушел, предоставив мне время для размышлений над проектом моей защитной речи, которым я воспользовался сполна, прикидывая, как и что делать.

О том, что произойдет сегодня ночью, я не думал и не гадал – должны сработать ратники, и точка, потому что, если у них не получится, тогда просто конец, ибо в одиночку мне со всей оравой телохранителей-иноземцев не справиться. Вот только даже в случае удачи, то есть получения свободы и вызволения Годунова, этим ничего не заканчивается, а напротив, только начинается, и что делать дальше – непонятно. К тому же в Костроме осталась ничего не подозревающая Ксения – еще одно слабое звено.

Запереться в Ипатьевской обители? Да, тысяча человек смогут удерживать монастырь достаточно долгое время, лишь бы не возникло проблем с порохом и продовольствием, но рано или поздно…

Ликвидировать Дмитрия прямо сейчас? Но тогда неизбежна гражданская война, причем с нашей стороны заведомо проигрышная – против убийц царя, а следовательно, за бояр встанет вся Русь.

Так и не придумав, что делать потом, я решил положиться на судьбу. Чего зря гадать, если будущее укрыто даже от тех, кто его делает? И вообще, утро вечера мудренее, тем более что между ними стоит ночь, которую надо использовать на всю катушку.

Дмитрий рисковать не желал и перед уходом дал команду, чтобы мне снова связали руки и отвели в подвал, что и было проделано его телохранителями. Я даже не сопротивлялся, изображая абсолютную покорность судьбе.

«Везет же мне на монастырские темницы, – подумал я, попав в сырое, затхлое помещение. – Прямо в точности по пословице: бог любит троицу».

В отличие от Путивля и Серпухова, тут не пахло ни квашеной капустой, чему я порадовался, ни мочеными яблоками – а жаль, сейчас я бы не отказался перекусить.