Витязь на распутье

О моем намерении встать подле двух кандидатов в женихи, ибо бог любит троицу, он обмолвился лишь вскользь, перед самым своим уходом, когда Еловик ушел и мы остались одни. Да и то он не выказывал своего несогласия, но лишь спросил, не боится ли князь оказаться в роли отвергнутого, тем самым выставив себя на позорище, ибо как ни скрывай такое, а слух самое большее уже через месяц будет гулять по всей Руси. Про такое, мол, даже поговорка в народе сложена: «Жениться – беда, не жениться – другая, а третья беда – не отдадут за меня».

Пришлось ответить, что не вижу ничего унизительного в том, что меня отвергнут. Добро бы, если б это была дочка какого-нибудь боярина, а то ведь царевна.

Дмитрий не унимался, заявив, что в самом отказе и впрямь ничего страшного, вот только слух-то будет изрядно преувеличенный, со всякими смешными несуразностями и нелепыми подробностями, которых и в помине-то не было.

Признаться, я ожидал с его стороны возражений посерьезнее, так что и тут отделался шуточками. Мол, опозорить нас, кроме нас самих, никто иной не в состоянии, и вообще – как к золоту не пристает ржавчина, так и ко мне худое слово. Во всяком случае, те, кто знает меня близко, никогда не поверят распускаемым небылицам, а те, кто не знает… Бог им судья.

– Ой, гляди, – вздохнул он. – Ты еще людишек на Руси плохо ведаешь, а они у нас напрасливы – за ногу своротят да в быль поворотят, а клевета их что уголь черный – не обожжет, так замарает. Али ты убежден, что Ксения Борисовна тебя изберет? Тогда совсем иное. – И Дмитрий пытливо уставился на меня.

– Как можно быть в таком уверенным? – пожал плечами я. – В мире есть три абсолютно непредсказуемые вещи – погода, глупость и… женщины, и попытаться угадать их решение… Да они и сами порой не знают, что скажут или что сделают через час.

Кажется, успокоился. Ушел. Неужто все?

Но нет, пакость все равно пришла, причем, как обычно и бывает, неожиданно и в самое неподходящее время. Как назло, мне снился такой замечательный сон, как мы с Ксюшей идем куда-то по лугу, поросшему изумительно сочной травой яркого изумрудного цвета. Мешались только назойливые пчелы, от которых то и дело приходилось отмахиваться…

Открыв глаза, я понял, что это были за пчелы, – меня нетерпеливо тормошил Дмитрий…

– Я надумал, – радостно сообщил он мне, едва я приоткрыл глаза, и поторопил, чтобы я вставал, заметив: – Кто хочет жениться, тому и ночь не спится, а ты эвон, знай себе сопишь. Неча! – И, довольно улыбаясь, принялся рассказывать, что за идея осенила его этой ночью.

Оказывается, он, едва увидел свадебный подарок Густава, терзался только одним – ему в свою очередь тоже захотелось внести в предстоящую церемонию свою лепту, причем нечто такое, чтоб всем присутствующим, особенно царевне и ее избраннику, запомнилось на всю жизнь.

С этой мыслью он и лег спать, и вот тогда-то свершилось чудо – господь во сне послал ему известие.

«Ой, как все плохо, – мелькнуло у меня в голове. – Если уж он решил прицепить к своей затее всевышнего, значит, жди не просто неприятностей, но крупных».

Как выяснилось чуть погодя, я со своей догадкой угодил в самое яблочко. Оказывается, бог повелел государю не только не противиться выбору царевны (и на том спасибо!), но и благословить счастливого ее избранника особой явленной иконой. Дескать, такое благословение послужит как бы искуплением грехов Дмитрия, когда он хоть и не свершил некое недоброе деяние в отношении сей девицы, но помышлял об оном.

Тут рассказчик ненадолго прервался, смущенно потупился, а я, прищурившись, попытался разглядеть, сколько там натикало на моих напольных часах. В отличие от годуновских, за которыми следил Чемоданов, регулярно переводя стрелку на двенадцать, я такими глупостями не занимался, так что они показывали нормальное время, а не отсчитывали часы дня и ночи. Видно было плохо – лампадка хороша как ночник, но не как светильник, однако все-таки удалось высмотреть, что сейчас пошел только пятый час.

Самое подходящее время для разговора об иконах.

А Дмитрий не унимался, подробно повествуя о ее явлении ростовскому епископу Прохору. Признаться, слушал я государя вполуха, принявшись размышлять, к чему бы все это и какая именно пакость ждет меня по окончании рассказа, который длился уже не меньше получаса.

Если кратко, то суть его состояла в том, что Прохор утром нашел икону богоматери там, где увидел ее во сне, и на месте чудесного обретения незамедлительно выстроил монастырь в честь введения во храм пресвятой богородицы, где эта икона хранится и поныне, являя все новые и новые чудеса.

Пока я одевался, уже понял, что будет дальше. Теперь осталось выяснить, где находится монастырь, куда мне, вне всяких сомнений, сейчас прикажут отправляться. Услышав, что он расположен близ Ярославля, я крякнул и, не в силах сдержать эмоции, выругался. Еще бы, сотня верст только в одну сторону – не ближний свет. По счастью, я в это время обувался, и государь решил, что моя брань относится к сапогу, который никак не хотел налезать на ногу, а потому преспокойно подвел итог: