Витязь на распутье

Поначалу – я не успел даже представить свою спутницу – принц или королевич (признаться, понятия не имею, как правильно звучит его титул, так что в дальнейшем буду называть его то так, то эдак) подумал, что перед ним чета молодоженов, и даже разок назвал Ксению госпожой Мак-Альпин.

Я открыл было рот, чтобы поправить, но потом посмотрел на зардевшуюся от смущения царевну, которая, низко опустив голову, силилась скрыть довольную улыбку, и подумал, что займусь этим позже, за пиршественным столом, а сейчас лучше сделать вид, что не обратил внимания или не расслышал.

Царевна ему понравилась с первого взгляда, это точно. Причем, когда я все-таки пояснил ее нынешний официальный статус сестры престолоблюстителя и незамужней девицы, Густав последнему обстоятельству обрадовался как-то слишком бурно.

А вот уболтать его стать королем Эстляндии – да-да, не меньше, чтоб соблазн был головокружительный, – у меня не получилось. Сам виноват – погорячился, действуя напролом и с места в карьер, даже не усевшись за стол. Мне почему-то казалось, что Густав только обрадуется и сразу согласится, а потому проблем не возникнет.

К тому же я говорил даже не от имени наследника и престолоблюстителя, но выступал как посланец государя всея Руси Дмитрия Иоанновича, обещая его всемерную поддержку и стрелецкие полки.

Однако не тут-то было. Королевич не просто воспротивился моему предложению, но отказался категорически и наотрез, да еще и, усмехнувшись, добавил, что царь Димитриус куда ниже оценивает его, чем покойный государь Борис Федорович, который в свое время обещал ему добыть не только Эстляндию, но и шведскую корону.

Я смущенно покосился на Ксению, которая в ответ еле заметно кивнула, подтверждая, что именно так все и было. Ну и что тут скажешь?

А Густав, выставив вперед правую ногу, гордо чеканил:

– И тогда, царю Борису Фьёдоровичу, и ныне тебе, яко посланцу царя Димитриуса, ответ одинаков: мой отечество меня забыль, но я его помнить и посему вред ему не чинить.

Salus patriae – suprema lex[8]. У вас на Руси верно сказывать: не плюй в колодец – сам туда попадешь. – И озадаченно уставился на Ксению Борисовну, которая, не выдержав, прыснула в ладошку от такого забавного смешения пословиц.

Пришлось, улучив момент, пока он самолично бегал поторапливать медлительных слуг, пояснить ей, что такое предстоит услышать еще не раз, так что надо постараться сдерживать себя и не столь явно выражать свои эмоции.

Его труды не пропали втуне – челядь, поняв, что в этом случае лень чревата, сразу засуетилась, забегала. Когда мы в сопровождении гостеприимного хозяина через полчаса спустились из комнат, которые он выделил для нас, здоровенный стол в большой горнице был полностью заставлен блюдами с соленьями, пареньями и прочей снедью.

Разумеется, в центре стояла солидная бутыль со знакомым мне по прежнему визиту в Углич эликсиром. Принц самолично ринулся наполнять наши кубки, но я вовремя успел удержать его руку и с укоризной напомнить, что Ксения Борисовна – дама и куда приличнее будет налить ей вон той медовухи.

– Фуй, – презрительно сморщился он. – То плебейское. Слуга не подумать и поставить.

– Зато легкое, – возразил я. – Да и мне с дороги тоже желательно чего-нибудь послабее.

Он с видимым сожалением поставил свою бутыль на стол, грустно посмотрел на нее, но противиться не стал, заявив и заодно традиционно все перепутав по своему обыкновению, что желание хозяина – закон для гостя. В порыве самопожертвования он даже сам вызвался пить то же, что и мы.

Вот тогда-то, после того как он поднял свой кубок за здравие четы Мак-Альпинов, провозгласив в своем обычном ключе, что он чер-ртовски рад за меня, ибо одна голова – хорошо, а два сапога – пара, я, глянув на смущенную Ксению Борисовну, поправил принца, разъяснив ситуацию.

Правда, о том, что она, по сути, моя невеста, умолчал. И хотел бы, особенно заметив, как радостно вспыхнули глаза хозяина терема, но нельзя. Не положено такое. На Руси все начинается с того, что просят согласия у батюшки невесты или, в связи с его отсутствием, вот как в моей ситуации, у ее брата, который ей «в отца место». И пока этого не произошло – молчок, даже если с самой невестой все давным-давно обговорено. Так что пришлось ограничиться объяснением, что я всего-навсего провожатый, ибо, будучи в ближних людях царевича, пользуюсь столь великим доверием Федора Борисовича Годунова, что он поручил мне доставить в Кострому его сестру.

– Так ты есть она?! – удивленно ахнул Густав и растерянно посмотрел на свой кафтан, который изрядно уступал моему в пышной позолоте, да и вообще был… гм-гм… не первой свежести. В смысле чистый, нарядный, но ношеный, и не раз. – Я должен совсем чуть оставлять вас, ибо… – Он смешался, виновато улыбнулся и опрометью выбежал из-за стола.