Витязь. Владимир Храбрый

Эта задумка принадлежала Боброку Волынскому, ему деятельно помогал князь Дмитрий. Свой план они никому, кроме князя Владимира Андреевича, не раскрывали, дабы не произошло, как говорят сейчас, утечки информации. Также и Олег Иванович в сию тайну посвятил только одного боярина - воеводу Епифана Кореева.

На чем зиждутся такие догадки?.. Вот некоторые строки из мирового соглашения, составленного пять лет назад до описываемых событий, после осады Твери. Оно гласило, что если кто-то нарушит хотя бы один из многих разделов договора или возникнет спор между Москвой и Тверью о земле и людях, а московские и тверские бояре, съехавшись на порубежье, сами не сговорятся, то третейским судьей будет у них князь рязанский Олег Иванович. Сам он в походе на Тверь не участвовал, сохраняя нейтралитет, но именно его назначить третейским судьей настаивали Боброк и Дмитрий Иванович.

Почему? Хотели тем самым привлечь Олега к общерусскому делу? Но может быть, они готовили его для иной роли. Роли тайного союзника Москвы.

Понятен становится строгий приказ Дмитрия Ивановича, когда его войско, переправившись за Коломной через Оку, вступило в пределы княжества Олега, направляясь к Куликову полю: «Не трогать ни единого волоса на голове рязан и не топтать ни одного колоска на их полях…»

Глава 11. ПРИЗРАК БЕЛОЙ ЛОШАДИ

Боярин Семен Мелик слыл на Москве искусником кулачных поединков - валил ударом наотмашь самого дюжего молодца. Это называлось «перелобанить на ушат», то есть так противнику в лоб врезать, что ведра холодной воды мало будет, чтобы привести того в чувство, - непременно целый ушат надо.

Биться с Семеном - проиграть наверняка, но вызывались многие; в кулачных боях упражнялся в основном черный люд, а всякому из низов лестно сразиться с человеком боярского рода. Но род свой боярский Семен не подводил, победителем выходил всегда!

С неуважением, а порой и явным презрением относились вятшие[95] люди к забаве Мелика. Сам Дмитрий Иванович с неодобрением смотрел на кулачные поединки своего бывшего начальника дальней сторожи - умельца брать «языков» из Орды. Знатные люди говорили великому князю:

- Куражится болярин. Силушку девать некуда. Ну так расходовал бы её с почетом, а то со всякой рванью. Хари кровянит!

Передали Семену подобный укор одного именитого толстомордого. Ведь и имени не назвали, да доискался Мелик и морду вятшего сделал в два раза шире.

Дмитрий Иванович тогда пригрозил:

- Случится еще такое, Семен, пеняй на себя… В сторожу Рясско-Ранову к Андрею Попову, благо друг он тебе, отошлю. Простым засечником.

Теперь Мелик другую забаву нашел - валить быков на убой своим кулачищем, словно кувалдой.

Хороший напарник Семен на охоте, с ним медведя поднимать из берлоги - одно удовольствие: весело, небоязно, красиво. А из лука стрелять или мечом рубить - равного ему трудно сыскать. Разве что двоюродный брат великого князя Владимир Серпуховской или Андрей Полоцкий? Хоть и князья, а все же знались с Меликом и любили его.

Зато в питии вина или меда крепкого тягаться с Семеном и они не могли: пробовали, да не вышло. В подвале двухэтажного каменного дома на Балчуге стояли у Мелика беременные вином бочки, но не как у всех бояр, на тридцать ведер или полубеременные - на пятнадцать, а, как в монастырях, на всю братию, располагался целый деревянный лагун в две сажени в длину и сажень в ширину. С места он не сдвигался, а питие добывали через особое отверстие, проделанное в своде погреба, и разливали в оловянники или мерники, а потом по сосудам, и в них подавали во время товарищеских попоек к столу. Славилось вино меликовское, особенно хорош был разный мед: вишневый, смородиновый, можжевеловый, белый, белый паточный, малиновый, черемуховый, старый, вешний, мед с гвоздикой, княжий и боярский. Делали мед слуги по рецепту хозяина, усмехаясь:

- Знамо дело, навострился наш болярин энтому самому, когда на стороже служил. А чего?! В лесу-то глухом. Пей, не хочу!

- Балабоны, - возражали иные. - Попробуй попей на стороже. Башку враз великий князь открутит. Дмитрий Иванович может, не гляди, что с виду обходительный. Да и как иначе с князьками да болярами, они вон все, как козлы, строптивые.

- Наш болярин не таков - душа нараспашку: пьет, поет, дерется. А душа светлая! Хоть в роду у него татары есть и по-татарски хорошо знает, а свой - русский. Христов, одним словом!