Витязь. Владимир Храбрый

Гречин учил Даниила грамоте, воинскому делу и любви к московскому краю. «Хорош сокол растет! - говаривал он Ми лаве. - Не чета братьям, хоть они и законные… Старший Иван - умом трёкнутый, а Федор - пьяница, забияка и лгун… Вот и выходит, что Даниил после смерти отца княжеский стол наследовать должен. Я так разумею…»

- На все воля Божья, - отвечала Милава, радуясь похвале её кровиночке.

- Тебя, Милава, Владимир Дмитриевич больше жизни любит, - внушал Гречин елецкой княгине, когда еще пронский князь жив был, - и Даниил ему дороже, чем сыновья Игили, жены его законной… А знаешь, что Игиля зятю Олега Ивановича Салах-миру родственница?.. Ну вот и делай вывод… Игиля-то на пронском дворе змея подколодная. Она всю жизнь против Владимира Дмитриевича паучью сеть плела. Потому как хочет, чтоб татарин Салахмир пронским столом владел… Того же хочет и Олег… Вся надежда на Дмитрия Ивановича… Если бы не он, давно бы в Пронске косоглазый сидел. Москва не даст в обиду Владимира Дмитриевича, дай Бог, и Даниила тоже…

- Ох, любый мой Владимир, - восклицала Милава, - плетут вокруг тебя паутину татарские пауки. Видно, несдобровать твоей головушке. Несдобровать!

И молилась истово за него. Да, видно, не отмолила… 14 декабря 1371 года князь Дмитрий Иванович послал свою рать в пределы рязанского княжества под началом ставшего ему зятем Дмитрия Михайловича Боброка Волынского, чтобы «привести в разум» заносчивого Олега Ивановича Рязанского.

Летописец писал: «Рязаны, свирепые и гордые люди, до того вознеслись умом, что в безумии своем начали говорить друг другу: «Не берите с собою доспехов и оружия, а возьмите только ремни и веревки, чем было бы вязать робких и слабых московитов…»

Рязанцы и московиты сразились недалеко от Переяславля-Рязанского, на месте, называвшемся Скорнищевым. Боброк одержал победу, Олег бежал. Владимир Пронский держал сторону Москвы и сел на рязанский стол.

Салахмир срочно выехал в Орду и привел оттуда дружину. С её помощью Олег сверг Владимира Пронского и посадил в темницу.

В темнице пронский князь заболел и через год - в 1372 году - скончался.

Княжество на реке Проне, включавшее в себя и Скопинское городище на Вёрде, разделилось на две половины. Люди Ивана и Федора стали резать друг друга, жечь дома, хлебные поля и леса, и сколько бы эта замятия продолжалась - неизвестно. Но нашлись умные головы и в Пронске, и в Скопине, которые сообща порешили во избежание дальнейшей смуты призвать на пронский стол Даниила - незаконнорожденного сына Владимира Дмитриевича.

Федор и Иван было возроптали по поводу такого решения, но неожиданно бояр поддержали низы, особенно ремесленники, - надоело им кровопускание в междоусобной драчке полоумных братьев. Да еще твердую волю проявил и сам князь елецкий и козельский Тит, с которым считался Олег Иванович: они вместе в 1365 году секли ордынцев Тогая под Шишевским лесом.

Олег и Салахмир не посмели помешать сговору, убоявшись силы Тита, пронских и скопинских бояр, хотя знали, что Даниил никогда им послушным не станет, а всегда будет смотреть в сторону Москвы.

…Вскоре завиднелся тын сторожи, деревянная башня, срубленная в «крест», поверху по настилу из крепких дубовых досок прохаживался с закинутым за спину луком сторожевой засечник. По его беспечному виду становилось ясно, что Даниила с дружинниками, пробирающимися лесом к Оке, он не углядел. Князь подозвал Гриньку-Стрелку, прозванного так за меткий глаз, и велел:

- А ну, Гринь, стрельни из лука по башне, да постарайся угодить в самый козырек…

- Будет сделано, княже, - ответствовал с готовностью Гринька, раззявив в улыбке и без того широкий рот.

Стрела пропела и закачалась в доске козырька в тот момент, когда засечник под ним проходил. От неожиданности воин вздрогнул, за его шиворот полетела древесная труха, и только тогда он поднял к губам трубу - лес огласился ревом тревоги.

Облачаясь в броню, пристегивая к поясам мечи, хватая луки с колчанами, сдергивая со стенных крюков кистени, стали выбегать во двор бойцы.

Перепуганный сторожевой, надувая щеки, все ревел и ревел в трубу, но, увидев выступившего из леса всадника в алом княжеском корзно, заорал:

- Даниил Пронский! Даниил!

И увидел, как метнулся к воротам, выходящим к Оке, начальник сторожи…

Однажды один из воинов подслушал разговор начальника с гонцом из Рязани о том, что надобно доносить Олегу Ивановичу обо всех делах в пронском княжестве. Засечник передал эти слова своему товарищу, который сейчас стоял на часах. Но доложить об этом воеводе до сего дня не представлялось возможным. Поэтому сторожевой закричал что есть мочи:

- Афоньку ловите! Афоньку! Пень ему в ж…! Растерявшиеся бойцы сторожи не поняли что к чему, зато сразу смекнули, в чем дело, дружинники князя и пустили вскачь лошадей. Но не успели. Афанасий давно на всякий случай припас у берега лодку, схоронив её в прибрежных камышах, и плыл на ней по самой середине реки, недосягаемой для стрел.

- Пес шелудивый! - выругался старший из гридней. - К Олегу подался.