Витязь. Владимир Храбрый

Хотя, как всегда, главным в походе был назначен Владимир Андреевич, но от Дмитрия Ивановича Боброк-Волынец получил особые полномочия. Серпуховской почувствовал это, как только выехали за Москву.

Во-первых, число полков было разделено между Владимиром и Боброком поровну; одной половиной командовал Серпуховской, другой на равных правах - Волынский. Поэтому за Москвой свои полки Боброк выдвинул вперед, сказав, что он поспешит для взятия Стародуба, а Серпуховской пусть берет Трубчевск. Такая походная тактика была непонятна умудренному в ратных делах Владимиру, но он сказал:

- Если увидишь, Дмитрий Михайлович, много литовцев под Стародубом или в самом городке, немедленно мне сообщи, но в бой не встревай… Жди помощи.

Когда последний конный ратник полков Боброка скрылся в отдалении, Андрей Полоцкий поинтересовался:

- Что Волынец так заспешил?

- За славой… - не то в шутку, не то всерьез ответил Серпуховской.

В это ранее утро из-за деревьев уже поднималось солнце. Постепенно лучи его оживляли лес, равнинное поле, ближе к обеду начало пригревать, так что всадники поснимали шлемы. Весна потихоньку брала свое, хотя снег лежал еще в сугробах и белыми пластами провисал на еловых лапах.

- Новый год мы уже, Андрюша, встретили. Весна[53]. Хотя марток - надевай десять порток… Прав крестьянин, считая началом весны Егорьев день, по земледельческому календарю это 23 апреля. Так и записано - «Егорий весну открывает». Так что нам повезло - лед на реках еще довольно крепок. А знает ли об этом Боброк?.. Если он поведет полки полями да лесами, то до Стародуба доберется нескоро… А мы, Андрей, уже через малое время свернем к реке, да по запорошенному снегом ледку легко побежим.

- Хитрый ты, Владимир! Недаром дружишь с книгой[54], - искренне восхитился князем Полоцкий.

Действительно, скоро ступили на речной лед, покрытый снегом. Кони бежали ходко, и под размеренный стук копыт Полоцкий задремал в седле. Владимир видел, как голова шурина все ниже и ниже клонится на грудь. Вот уж и подбородок коснулся кольчуги.

Владимир подъехал, толкнул в бок Полоцкого:

- Э-э, браток, сегодня десятое число. По поверью день Тарасия-кумошника, а он запрещает спать днем, иначе нападет кумоха-лихорадка. Дрему зовут в этот день только к маленьким детям, которых укладывают в колыбель.

Князь Владимир начал тихо припевать:

На кота воркота,На Андрюшку дрема,Сон ходит по сеням,Дрема по новым,Сон ищет.

Дрема спрашивает:«Где Андрюши колыбелюшка?» -«Там колыбель,В высоком терему,На золотом очепу[55].Положек у неё золотой камки[56],В изголовье - куны,А в ногах - соболи.Соболи убают[57],

Куны усыпят!..

- Уже не сплю…

- Вот что, Андрей… Возьми людей из своей дружины - десятка два - и скачи вперед в несколько селений, поспрашивай, не тревожит ли людей Вельзевул?

- Дьявол, что ли?! Владимир улыбнулся.

- Слава Господу, не сам… А как бы его наместник, вроде твоего в подмосковском уделе…

- Нет, Владимир, мой наместник мужик что надо! Истинный христианин… Вернее, стал им, как и я.

- Легатской веры были?

- Католики. Мы с ним из Вильно вместе бежали, ты знаешь, у него мой братец тоже поместье отнял… Посчитал, что неблагонадежен, он теперь Ягайле глотку готов рвать… Звали Скиндрасом, а после крещения нарекли Волей…

- Так у нас в святцах такого имени нет!

- Это он сам себе придумал. Боярин Воля, свобода…

- Как-нибудь представишь его мне.

- Даст Бог, свидитесь…

Взяв два десятка конников, Полоцкий ускакал. Солнце уже начало клониться книзу, когда он достиг небольшого сельца. Позвал старосту.

Появился кряжистый старик, с кустистыми бровями, из-под которых колюче и недоверчиво глядели светлые глаза. Нос у него был крупный, болвашкой[58]…

«Сам - словно леший…» - подумал Андрей, улыбнувшись.

Улыбка князя, кажется, насторожила старосту.

- Мы ищем колдуна Вельзевула… Не расскажешь нам о его проделках?

- Рассказать можно… Но вы уедете, а он мстить станет.

- Не бойся… Мы его с собой заберём. Решение, которое вдруг принял Андрей, было неожиданным и для него самого: ведь князь Владимир не говорил ничего об этом. Но оставлять злого колдуна, который вредит людям, нельзя. Хорошо, что в первом же селении известно о Вельзевуле. Староста, немного успокоившись, стал рассказывать.

Но прежде старик показал на покосившуюся, с одним оконцем избу, стоявшую на самом краю селения: