Витязь. Замок людоеда

Чем хороши ночные путешествия, так это тем, что ничто тебя от них не отвлекает. Чешешь вперед, глядя под ноги, и все. Днем обязательно заприметил бы что-нибудь интересное, разинул варежку, зазевался, сбился с темпа… Жарковато к тому же. Нет-нет, да и потянет где-нибудь прилечь на минутку. Как приговаривал один из мультяшных героев: «Зачем бежать, если можно ходить? Зачем ходить, если можно стоять? Зачем стоять, если можно сидеть? Зачем сидеть, если можно лежать? Зачем бодрствовать, если можно поспать?» А ночью и не жарко, и прилечь в незнакомом месте даже мимолетного желания не возникает.

Присел было на секундочку, так еле убежать успел. Кто ж знал, что это не кочка, а муравейник? И не абы каких мурашей, а самых лютых — рыжих. Настоящие звери. Пираньи-насекомые… Митрофан потом еще долго вылавливал их из моей одежды. Самому не ухватить.

Спать, как ни странно, не хотелось совершенно. Наоборот, видимо, от каши с грибами, такой прилив сил ощущался, что как только попадался хорошо освещенный участок дороги, я хватал Митрофана, вскидывал на плечо и припускал бегом.

Вот так, то трусцой, то быстрым шагом, к Заячьему ручью мы вышли аккурат с рассветом. Вернее, к тому месту дороги, где монашек предложил свернуть в лес.

Никаких указателей, что именно здесь произошло нападение на гонца, конечно же, не нашлось. Ни трупов, ни обломков оружия или лоскутов одежды. Если и валялось что раньше, то рачительные крестьяне давным-давно все подобрали. А тела похоронили, если не поленились. Или зверью на поживу бросили. Не по-божески, да только здешний люд крестоносцев ненавидит больше моровой язвы.

Зато место действительно отменно годилось для засады. Слева пологий склон, и видимо, из-за того, что на холме меньше влаги, деревья там росли не густо и без подлеска. То бишь все хорошо просматривалось. А справа, как раз со стороны ручья, теснился густой ельник. Не засаду, целое поселение спрятать можно. Дальше своего носа между сплетениями еловых лап ничего не разглядишь. Только если на пузо лечь. А где вы видели гонца, передвигающегося пешком? Соответственно, обзор и внезапность на стороне тех, кто тайком его поджидает.

— Ну, и где начнем искать? — недоуменно оглядел я сплошную колючую стену. — Слева направо или…

— Сюда, — указал Митрофан едва заметную тропку, сходя с дороги и раздвигая еловые лапы. Потревоженная им сорока недовольно и противно застрекотала, усевшись на ветку буквально у меня над головой.

— Елки только у дороги, а дальше свободнее будет.

— Будь повнимательнее… А то мне сверху ничего не видать.

Честно говоря, я был почти уверен, что искать человека, потерявшегося в лесу, при этом лишь предполагая, что он может здесь оказаться, — дело практически безнадежное. Сопоставимое с хрестоматийной иголкой в стогу. Но сказать об этом отшельнику как-то не решился. Да и вариантов других не было. А для успокоения совести создавать хотя бы видимость деятельности все-таки лучше упаднического бездействия.

Елки-палки и в самом деле быстро закончились, шагов через пятнадцать, а за ними распахнулось очередное болото.

— Вижу… — отвлек Митрофан меня от размышлений о капризах природы или Создателя, в процессе творения сливших всю воду в одних местах и зачем-то образовавших пустыни в других.

Митрофан стоял на коленях и протягивал мне сорванный листок лопуха.

— Кровь запеклась. Был он здесь… Может, позвать?

— Как? — хмыкнул я. — «Ау, добрый человек с ковчежцем святых мощей, покажись, будь любезен! Мы свои…» — так, что ли?

Митрофан не успел ответить, поскольку я прижал палец к его губам.

— Тсс…

Где-то я вычитал, что сороки часто сопровождают охотников и выводят их на дичь не хуже собак. Какую корысть сварливые птицы с этого имеют, автор не объяснял, но очень твердо настаивал. Я вспомнил об этом, потому что та самая сорока, которую мы разбудили, сейчас то ли кому-то жаловалась на нас, то ли попросту отводила душу. И трещала она всего в каких-то метрах двадцати и чуть левее в глубь болота.

— Глянуть? — монашек понял меня без слов.

— Давай… — я обвязал парня предусмотрительно прихваченной из башни веревкой. — Если что, вытащу.

Почва под ногами монашка заметно колебалась, как надувной матрац, но держала. Впрочем, и неудивительно, с его «теловычитанием». А вот мне туда категорически соваться нельзя. И не только мне — любой нормальный человек провалится сразу.

Гонец, наверное, потому и сумел забраться так далеко вглубь, что был ранен и полз. А те, кто его искали, не сообразили, и прочесывать болото не стали. Кстати, как же монахи здесь чернику собирают? Или я что-то не так понял?

— Ваша милость! Он здесь! — прокричал Митрофан, невидимый отсюда из-за кустарника.

— Живой?

— Дышит. Только плох совсем. В крови весь. Целого места нет…

— Если я потащу, удержать сможешь?

— Я постараюсь.

— Тогда кричи, как будешь готов.

— Ага, сейчас. Ковчежец только отыщу… — монашек поутих на какое-то время, а когда отозвался, в голосе его чувствовалась растерянность. — Нету его, ваша милость. Вроде везде глядел. Что делать?