Витязи морей

Но вот англичане заняли несколько мелких крепостей при устье реки Таго, и русский флот оказался полуокруженным. Нейтралитету Сенявина пришел естественный конец, и в сентябре 1808 года им и английским адмиралом Коттоном подписан был договор, в силу которого русские суда уводились в Англию, однако не в качестве пленных, а «для содержания их там, яко в залоге у его Великобританского величества». Сам Сенявин и все офицеры по прибытии в Англию должны были остаться вполне свободными и «имеют возвратиться в Россию без всякого условия».

Сенявин выговорил еще, чтобы русские флаги на его кораблях не снимались, а по заключении мира между Россией и Англией все корабли и фрегаты были бы возвращены России «в том состоянии, в каком оные ныне отданы».

В Портсмуте Сенявина приняли не как пленника, а как принимают союзника. Русские флаги на судах не спускались. Упрямый русский адмирал приобрел среди англичан большую популярность, все относились к нему с большим почтением.

Однако совсем не то ожидало его на родине. Ему дали скромную должность командира Ревельского порта, какую он занимал когда-то раньше, когда был еще контр-адмиралом, и Александр I не скупился на резкие отзывы о нем. Даже когда, во время нашествия Наполеона, он просил Александра дать ему возможность послужить родине, став лицом к лицу с врагом, тот отказал ему в этом. От службы он был уволен с половинной пенсией и очень нуждался во все время царствования Александра, так как имел уже большое семейство.

Только в начале 1826 года царем Николаем принят он был снова на службу с производством в адмиралы.

Умер он в 1831 году, и похороны его были очень торжественны: ему были отданы царские почести, сам Николай командовал на его погребении взводом Преображенского полка. Лучшие представители ближайшего к нему поколения называли его великим адмиралом.

Причины опалы, постигшей его со стороны Александра I, не совсем ясны, хотя, конечно, он не исполнил приказа царя — не уничтожил русские суда, а позволил увести их в Англию; но однажды он точно так же не исполнил приказа царя и не отдал Боко-ди-Катаро французам, и это вышло неплохо. Он знал непостоянство Александра, с одной стороны, и твердо был убежден в том, что Наполеон не может быть по самой сути своей другом Александра и России, с другой стороны, поэтому он и держал своеобразный нейтралитет, выжидая, когда его царь и повелитель поймет, что Наполеон не друг, а враг. И он дождался этого, продолжая жить на своем флагманском корабле, с которого не спускал флага, среди своих матросов и офицеров, а когда показывался в порту, то портовые рабочие-англичане махали своими кепи и кричали восторженно: «Ура, адмирал Сенявин!»

Крым, Алушта, 1 июля 1940 г.

АДМИРАЛ М. П. ЛАЗАРЕВ

Исторический очерк

I

 Когда вице-адмирала Павла Степановича Нахимова поздравляли с синопской победой, он говорил, отклоняя от себя честь:

— Что же такое я-то тут сделал, помилуйте-с? Решительно ничего-с!.. Это все команды — матросы и офицеры, — а совсем не я-с.

— Однако кем же обучены все эти команды, как не вами же, Павел Степанович? — возражали ему.

Но Нахимов энергично отрицал и это:

— Нет-с, тут уж решительно во всем покойного адмирала Лазарева заслуга-с! Это все он, Михаил Петрович Лазарев, сделал, да-с, все он! А вот вы-то этого и не знали-с… Срам-с!

Когда другой герой Черноморского флота, организатор защиты Севастополя адмирал Корнилов, умирал, сраженный на Малаховом кургане английским ядром, он просил окружающих похоронить его рядом с Лазаревым, в одном склепе, а когда пытались убеждать безнадежно раненного, что он еще, может быть, выздоровеет, Корнилов, указывая вверх, говорил:

— Нет уж, я туда… туда… к Михаилу Петровичу…

Через день тело Корнилова схоронили в лазаревском склепе, и там же, около гробницы Лазарева, забронировал за собою место и Нахимов, говоря при этом скромно:

— Я еще, правда, не заслужил пока этой чести, но постараюсь, буду стараться заслужить и, думаю, заслужу все-таки-с… Живой из Севастополя я не выйду-с.

Какой показательный и какой трогательный факт: два наиболее популярных вице-адмирала Черноморского флота оказались так преданы памяти бывшего начальника, что ему готовы были приписать свои победы, а думая о смерти, непременно желали быть похороненными в его склепе, с ним рядом!

Пожалуй даже, это был совершенно исключительный факт в истории русского флота, и человек, который оказался способен возбудить к себе такую любовь в двух наиболее выдающихся из своих подчиненных — не говоря о массе других, — вполне достоин того, чтобы по возможности полнее осветить и представить его деятельность.

Уроженец Владимирской губернии (род. в 1788 г.), Михаил Петрович Лазарев был отдан отцом в Морской корпус, где учился и старший его брат, Иван, дослужившийся впоследствии до вице-адмиральского чипа и написавший две книги о своих плаваниях к Новой Земле и вокруг света.