Чуть сощурившись он повернул голову в сторону, тем самым предположив, что Отче скорее всего знает нечто, гораздо более того, что было поведано. И возможно сон Рона может оказаться вещим?
– В тебе ещё нет спокойствия, – ментор встал и прошёл к двери. – Очень жаль, что ты так хочешь выделиться своей уникальностью. Сила, которую мы все ищем даётся нам для смирения, чтоб выйдя на путь к Всевечному мы смогли бы хоть на чуть – чуть приблизиться к Его сиянию.
– Так, Отче! – отвели Рон.
– Не опускай в покорности голову, воину – арьяначарию это не должно. – Ментор наконец- то открыл дверь. – С завтрашнего утра отправишься в Сад и выберешь себе спящую дживу для епитимии. Это послушание послужит укреплению твоего намерения и само собой многому научит. А сейчас собирайся ко сну…
Настоятель обители степенным шагом вышел наружу.
Поднявшись с кровати, Рон, подошёл к алтарю и начал привычный ритуал молитвы и медитации. Ментор отсылая его в Сад спящих душ тем самым давая понять, что он должен пройти определённую практику: выбрав себе омертвевшее дерево Рон обязан будет каждый день ходить вниз к источнику и подниматься обратно вверх с сосудом наполненным живительной водой. И всё это станет происходить до тех пор, пока хоть единый живой листок не появиться на омертвевших ветвях. А это срок не быстрый, и может так оказаться, что займёт не малую часть его, Рона, жизни. В истории обители случалось и так, что епитимия в Саду оканчивалась со смертью самого исполнителя. К тому же спуск к источнику не близок и весьма крут.
Стоило ли жалеть о том, что он рассказал Отче? Ведь наполненный странными и пугающими картинами, его сон мог оказаться лишь пустым видением, а прячущаяся в мрачных образах неизвестность совершенно не имела мистического смысла. Скорее всего сам Отче посчитал эту небольшую исповедь испуганного юноши полной глупостью и гордыней? Вот потому и отправлял в Сад для избавления от навеянных страстей и укрепления в понимании острой необходимости быть на Пути. Предрассудки и страхи лишь отвлекают ещё слабый дух. Скорее всего то, что он завтра придёт в мёртвый Сад станет действительно правильным послушанием, которое в конце концов направит его к свету истины и просветления.
Произошло так, что хеландия Преподобной матери Роахим Урсулы Крондарум опустилась на планету в тот самый момент, когда настоятель монастыря Ордена арьяначариев решил всё же нанести визит на Вайкун–II, предоставив составленный, наконец-то, подробный отчёт для кади Галяма, со всеми своими аналитическими выкладками. Постоянные поиски во многих мирах Вселенной претендентов на особую участь, название которой Альмуст Баллах, аналог женского Сагун Аватара, оказались бесперспективными и приводили лишь к тому, что практически все привезённые на Ашрам–IV становились всего-навсего очередными воинами – монахами ордена не пройдя и сотни проверок на соответствие. И были они, как того и требовалось, все без исключения мужского рода. Именно этого предписывали пророчества, которым отдавалась дань и жёсткое следование традиции Вековечного писания святого Согласия. Женская составляющая в расчёт не бралась вовсе, и даже не рассматривалась как вид носителя генетической составляющей.
В противовес мужской концепции женский орден занимался противоестественной для ачариев евгеническим инбридингом и искусственным выводом Просветлённого.
Подобное противостояние оказывало на поиски Великого воплощённого весьма необходимый эффект, ведь в конкуренции должны были рождаться именно те качества и способности, которые приводят к успеху, совершенно устраняющие дефекты и ненужные мутации.
Глава ордена Вадья Джигяса сопровождаемая своей свитой из трёх сестёр – послушниц и нескольких рабынь, шла по длинному коридору монастыря. Рядом с этой процессией смиренно следовало всего двое представителей мужского ордена. Они не пытались разговаривать или даже увещевать Преподобную, которая раздражённая весьма скромной встречей в нетерпение направлялась в кабинет для аудиенций к настоятелю Инсару Тарадию.
Около входа в приёмную делегацию остановил высокий монах с обритым черепом и весьма неприятным лицом. Его впалые щёки и худоба выдавали в нём старика, а кожа посерела от почтенного возраста, но лицо было без особо видимых морщин. Одетый лишь в жёлтый подрясник перепоясанный оранжевым поясом, он смиренно поклонился сложив кисти в замок, а за тем методично осмотрел пришедших. Долго сдерживая свою речь, монах, переведя взгляд на Преподобную мать заговорил так, словно она была тут совершенно одна:
– Настоятель нашего монастыря, Отче Инсар, ожидает вас у себя. Прошу идти за мной!