Вивальди

Наконец-то начался спуск по дороге, которая сплошь состояла из глубоких колдобин, размытых горными ручьями участков и непролазной грязи, когда часто приходилось выходить из экипажа, чтобы лошади, понукаемые возницей, могли сдвинуть карету с места. Ему припомнились дороги Святейшей республики Венеция, по которым худо-бедно можно было передвигаться при любой погоде и в любое время года.

После Витербо началась «римская земля», как об этом гордо заявил молодой сосед, явный римлянин по выговору. Через запылённые слюдяные оконца взору предстала на фоне невысоких гор унылая равнина, казавшаяся пустынной. Ни птиц, ни людей, и лишь вдали на вершине холма покажется какая-то хижина или отара овец с одиноко стоящим у дороги закутанным в овечью шкуру пастухом с посохом. Издали пастуха можно было принять за изваяние, настолько выразительна была его колоритная фигура. А чуть далее на голой земле белеют разбросанные мраморные плиты древних захоронений и впечатляющие руины античного акведука, по которому когда-то живительная влага горных источников доставлялась в Вечный город.

Глядя на пустынную картину, Вивальди невольно задумался: ведь здесь веками жил народ высочайшей культуры, была великая цивилизация, а ныне пустота и порождающее уныние и тоску безлюдье. Словно угадав ход его мыслей, молодой римлянин заметил:

— Тех людей сгубила малярия. Но по весне жизнь снова оживает в этих краях, и поверьте, вся долина чудесным образом преображается, покрываясь ярким разноцветьем.

В лучах заходящего солнца засверкали воды Тибра, петляющего по равнине среди плакучих ив. Навеянное безлюдьем состояние подавленности и тоски тут же оставило Вивальди. От предчувствия долгожданной встречи с Вечным городом в голове неожиданно возникла радостная мелодия в темпе Allegro con brio, которую не было даже времени записать на клочке бумаги. Вскоре колёса кареты застучали по античным камням моста Мильвио. Наконец он в Риме, позади 420 миль нелёгкого пути. На фоне неба, освещённого лучами заката, замаячил величественный купол собора Святого Петра.

Трясясь в почтовой карете, Вивальди возлагал большие надежды на рекомендательное письмо к принцессе Боргезе. И действительно, как по мановению волшебной палочки, перед ним открылись двери в римские музыкальные салоны и дворцы аристократии, где ему был оказан самый радушный приём. Он никак не мог предполагать, что в папском городе его имя пользуется такой известностью. При встрече многие не скрывали своего восхищения оперой «Тит Манлий», поставленной на сцене театра Делла Паче, и особенно хвалили третий акт. Ему лестно было это слышать, так как к двум первым актам приложили руку два местных музыканта, выступивших также в роли импресарио.

В первые дни пребывания он всё ждал, что после нанесённых визитов появится какое-то конкретное предложение, а пока предпочёл покататься в пролётке по Риму и познакомиться поближе с его античными памятниками. К счастью, зима выдалась мягкая и стояли солнечные дни. Правда, дороги в городе мало чем отличались от тех, по которым пришлось ещё недавно колесить. Те же рытвины, колдобины, лужи и грязь. К тому же всюду беспорядочная езда, когда экипажи, повозки и тележки никак не могут разъехаться на улицах, запруженных прохожими, торговцами и нищими. Его удивило, что даже на Форуме среди колонн и изваяний римских императоров пасутся овцы, а кое-где устроена городская свалка. Рядом с великолепными дворцами ютятся обшарпанные домишки бедноты, а дровяные и сенные склады встречаются вперемежку с античными руинами и церквями. Сразу после заката Рим погружается в кромешную темноту, и тогда приходится спешно возвращаться в свою гостиницу в двух шагах от порта на Тибре. Римляне называют этот район Рипетта, где одна из площадей украшена египетским обелиском, величественной мраморной лестницей и фонтанами. Недавно, как ему рассказали знакомые, лестница и фонтаны были отреставрированы по указанию папы.

В городе с засильем в нём прелатов и монахов Вивальди, облаченному в сутану священника, было гораздо легче проникнуть в интересующую его среду, нежели в партикулярном платье, и оно не вынималось пока из баула. Он не переставал удивляться самому себе. Ещё недавно вопреки советам своего практичного отца он отказывался посещать высший свет Венеции. Теперь же былая робость им вконец преодолена, но он во всём оставался верен девизу «следовать за Богом».