Вивальди

Тот рассказал, что в газете «Le Mercure de France» появилось сообщение о том, что король Франции на одном из вечерних концертов во дворце попросил исполнить ему «Весну», сочинённую неким венецианцем по имени Вивальди. Он однажды уже слушал её и пожелал, чтобы музыканты сыграли по памяти. Опытный маэстро Гильо сумел собраться и исполнить неожиданную просьбу монарха.

Но это ещё не всё, оказывается, знаменитый французский скрипач Жак Обер заявил о своём желании включить в сборник «Лучших концертных сюит и симфоний» музыку Корелли и Вивальди «за их фацию, чистоту и завидную простоту стиля в истинно французском духе». Последнюю фразу для Джован Баттисты перевёл из той же газеты знакомый коллега, знающий французский. Выслушав отца, Антонио никак не отреагировал на сообщение и довольно сухо с ним распрощался, продолжив прерванную репетицию.

На закате он отправился на гондоле к театру Сан-Мозе’ и, не найдя там Анну, пошёл к ней домой. На тройной стук молоточка дверь открыла сестра Паолина, а Анна за клавесином репетировала арию из оперы Адольфа Хассе, поставленную в театре Гримани Сан-Самуэле. Закончив пение, девушка встала и, обняв Антонио, принялась, как всегда, мило щебетать. Оказывается, пока он был в Вене, ей удалось спеть в одной из опер Галуппи, сорвав аплодисменты всего зала.

— А как прошла опера Хассе? — спросил Вивальди.

— Мне столько же хлопали, — ответила она, — как и его жене, сопрано Фаустине Бордони.

Немного подумав, Анна добавила:

— Ей повезло выйти замуж за Хассе. А я вот не могу женить на себе Вивальди! — и залилась своим серебристым смехом.

Он смутился от её слов и перевёл разговор на другую тему, поскольку сам не мог толком разобраться в своих чувствах. Что это — протекция наставника, болеющего сердцем за ученицу, или отеческая привязанность к бедной беззащитной девушке? А может быть… Нет, не стоит сейчас бередить душу и думать об этом. Пока ему хотелось бы пригласить её отправиться с ним в Павию, где в театре Омодео готовится постановка оперы «Фарначе», и она могла бы, как и четыре года назад в Венеции, вновь блеснуть в партии Тамиры.

— Поеду на неделю в Павию, — объявил он домашним. — Возьму с собой Жиро и её сестру Паолину.

В ответ воцарилось ледяное молчание, возникающее всякий раз, когда в доме произносилось имя француженки, к чему он начал уже привыкать. Но такое отношение домашних его неимоверно огорчало. Однако затевать с ними серьёзный разговор, чтобы раз и навсегда внести ясность, Антонио не решался.

Для театральной программки он выбрал иное, более богатое оформление, в котором представил себя как «маэстро капеллы светлейшего герцога Лорены». Листая либретто, Анна спросила, с каких это пор он стал капельмейстером герцога. Да он никогда им не был, но для него важно держать на прицеле этого французского герцога, обосновавшегося теперь во Флоренции.

— Никогда не знаешь, как поступить правильно, — пояснил он. — Вот и с Мантуей надо поддерживать тесные связи.

— Вернее, с принцем Филиппом! — уточнила Анна и рассмеялась.

Именно из Мантуи ему пришёл запрос на новую оперу для театра Арчидукале. На обратном пути из Вены Вивальди с интересом прочёл либретто «Семирамида» венецианца Сильвани. Правда, пару лет назад в театре Гримани была уже поставлена одноименная опера Порпоры на либретто Метастазио. Но это его нисколько не смутило. Чтобы насолить нелюбимому им неаполитанцу, Вивальди твёрдо решил взяться за оперу на тот же сюжет о легендарной ассирийской царице, который так понравился венецианцам. Считая, что Жиро выглядит на сцене вполне окрепшей певицей, способной исполнить главную партию, он намеревался поручить ей роль Семирамиды. Когда он сообщил Анне о своём намерении, зардевшись от радости, девушка порывисто его обняла. Её примеру последовала и сестра. По характеру Паолина была сдержаннее темпераментной Анны. Это была спокойная, приветливая девушка, полная доброты и почтения к дону Антонио. Когда он появлялся в их доме, Паолина, видя его усталый вид, спешила приготовить для него особый отвар из трав, который, как она считала, чудесным образом очищает кровь и бодрит. Этот рецепт ей передал один мантуанский травник. А однажды, когда тот случайно порвал карман сутаны, зацепившись за бронзовую голову одной из двух лошадей, украшающих по бокам гондолу, Паолина предложила ему присесть и в один миг заштопала образовавшуюся прореху, пока Анна за клавесином распевала арию Тамиры.