Вивацца-младший

— Только в прямом смысле. Искусство не может жить только с оглядкой на традицию. Требуется новое, все время новое.

— Ладно. Допустим. А как с либретто? Оно имеется?

— Речь идет о пьесе синьора Бомарше.

— О какой?

— Той самой: «Севильский цирюльник, или Тщетная предосторожность».

Герцог не совсем понимает, о чем речь. Он спрашивает:

— Вы говорите об опере Паизиелло?

— Нет, о моей, которую хотел бы назвать так: «Альмавива, или Тщетная предосторожность». Ибо не хотел бы в какой-либо мере задевать чувства страстных поклонников Паизиелло, не хотел бы делать что-либо, смахивающее на противопоставление. Это было бы не к лицу нам. И в то же самое время, как уже говорил, хотелось бы учесть новые достижения оперного искусства, современные вкусы и величественные размеры театра. Я полагаю, что это вполне естественно.

Герцог думал. У него в шкафу лежало готовое либретто. Он не предполагал, что маэстро сделает свое предложение, притом столь дерзкое. Этот молодой человек, несмотря на все оговорки, — на хитроумные защитные оговорки, — решил потягаться с самим Паизиелло. В этом есть нечто привлекательное, как во всяком азартном предприятии…

— А если я попытаюсь отговорить вас? — сказал герцог.

— Я тут же откланяюсь!

Герцог усмехнулся:

— Этот пируэт соответствует характеру Виваццы?

— Вполне!

Герцог снова налил вина. Поднял бокал.

— Вы молоды, — сказал он. — Вы имеете все основания для дерзких поступков. Мне по моим годам полагалось бы сделать все, чтобы отговорить вас от опасного шага… Но… — герцог подвинулся в сторону маэстро, — но отговаривать не стану. Более того: я принимаю ваше предложение. — И он протянул бокал.

Они чокнулись.

— В случае провала, синьор Вивацца-младший, я сбегу куда-нибудь подальше.

— И я! — воскликнул Россини. — Но скажу вам: едва ли!

— Браво, Вивацца-младший!

20 февраля 1816 года на подмостках римского театра «Торре ДʼАрджентина» началось мировое шествие оперы-буффа «Севильский цирюльник». В письме к прекрасной певице Изабелле Анджеле Кольбран, своей будущей жене, Джоаккино Россини писал из Рима: «Мой „Цирюльник“ с каждым днем пользуется все большим успехом… Серенада Альмавивы распевается здесь по ночам на всех улицах, большая ария Фигаро… стала коронным номером всех басов, а каватина Розины… — вечерней песней, с которой каждая красотка ложится спать…»