Император Константин до конца своей жизни носил титул «понтифик максимус», то есть верховный жрец Римской империи, крестился он тоже перед своей кончиной, да и крестил его епископ-арианин. И тем не менее Константин – великий, святой и равноапостольный. Есть ли в этом какой-то парадокс? Может, да, а может, и нет. Бог судит по поступкам, и вот больше, чем Константин, в то время для Церкви никто ничего не сделал. Именно он остановил гонения, именно он организовал основу всех церковно-государственных отношений на все последующие века, именно он помог Церкви в самый тяжелый период испытаний – во время арианских споров, – и именно он сделал очень многое для сохранения единства церковного мира. Поэтому его труд действительно подобен труду апостолов, и недаром его похоронили в церкви Двенадцати апостолов, – которая, правда, не сохранилась до нашего времени. На ее месте сейчас мечеть Фатих, и лежит в ней совсем другой человек – Мехмед II, захвативший Константинополь в 1453 году.
Глава 5
Юлиан Отступник и великие каппадокийцы
350 год нашей эры. В крепости возле Кесарии Каппадокийской царило оживление: прибыл гонец из Константинополя. Он привез сообщение, что юношей, которые провели здесь под надзором пять лет, вызывают ко двору императора Констанция II. Один из них станет цезарем и его наследником.
Этих юношей звали Юлиан и Галл. Они были братьями. Их отца убили, скорее всего, по приказу правящего императора Констанция II во время так называемой Константинопольской резни 337 года. Констанций был их двоюродным дядей, поэтому, опасаясь за свой престол, он решил и племянников, единственных выживших каким-то чудом, удалить от двора. Их поселили здесь, в крепости близ Кесарии Каппадокийской. Нельзя сказать, что кесарийская крепость была для них чем-то вроде тюрьмы, вовсе нет, но за ними очень тщательно наблюдали, записывали каждый шаг. А еще их воспитывали здесь в очень строгой атмосфере, практически в монашеской, поэтому Галл находил себе утешение в каких-то военных упражнениях, а Юлиан тайно переписывался с языческим ритором Либанием и запоем читал книги по философии, которые ему каким-то образом проносил местный евнух. Когда стало известно, что Констанций остался бездетным, остро стал вопрос о престолонаследии, и тогда поняли, что единственными уцелевшими родственниками по прямой линии правящего императора оставались Галл и Юлиан, поэтому братьев, двоюродных племянников императора, срочно вызвали в столицу.
После смерти Константина Великого в 337 году империя была разделена между его сыновьями. На Западе правили Константин и Констант, а на востоке – Констанций. Отношения между братьями были натянутыми, поскольку Констант и Константин строго придерживались Никейского Символа веры, а вот Констанций покровительствовал арианам, отрицавшим единосущие Христа Богу Отцу. Правда, современные исследователи призывают аккуратно относиться к этому термину.
В действительности вот та позиция, которая очень скоро установилась после Никейского Собора, проистекала не из того, что это были последователи Ария. Они все почти отвергали Ария – одни совершенно отвергали, а другие немножко лукавили и говорили: как мы, епископы, можем быть учениками, последователями всего лишь пресвитера Ария. Но термин «единосущный», который вошел в Символ веры, вызывал возражения. Самое главное заключалось в том, что его нет нигде в священных книгах, то есть он заимствован из внешней философии.
По преданию, это ключевое для I Вселенского Собора определение предложил сам Константин Великий, но император не мог знать того, что у этого слова была предыстория. Дело в том, что за полстолетия до Константина на одном из поместных Соборов в Сирии была осуждена ересь епископа Антиохии Павла Самосатского, который для описания отношений между лицами в Троице использовал как раз таки термин «единосущный».