Византийская армия (IV — XII вв.)

Попытка Никифора II прежде всего демонстрирует различие между политическими и теологическими взглядами различных элементов того, что мы условно можем назвать политическим и церковным «истеблишментом», равно как и различие между взглядами «истеблишмента» в целом и представителей простого населения Империи, особенно солдат, которые непосредственно участвовали в военных действиях, и городского и сельского населения, которое испытывало бедствия этих войн. Здесь мы находим очень разную шкалу ценностей. Разумеется, все принимали фундаментальные этические понятия христианства и вместе с ними официально пропагандируемые ценности христианской ромейской империи. Вместе с тем, можно обнаружить значительные различия между Константинополем и провинциями, и особенно между теми группами, которые были непосредственно вовлечены в военные действия и борьбу с врагами Империи, и остальной частью общества. Совершенно ясно, что разрыв между повседневной жизнью пограничных районов и сражающихся армий — с одной стороны, и жизнью Константинополя и центральных провинций — с другой, был весьма значительным. Эти различия довольно редко находят свое выражение в литературной форме, но сам факт их существования не подлежит никакому сомнению[1633]

.

Трактат о стратегии партизанской войны, написанный в 50 — 60-е гг. X в., показывает, что жизнь на границе существенно отличалась от жизни во внутренних провинциях Империи. Впрочем, стратегия, описанная в этом трактате, уже вышла из употребления, поскольку теперь византийская армия постоянно одерживает победы. Однако автор трактата утверждает, что для будущих поколений было бы полезно изучить методы, которыми действовали прежние военачальники и солдаты, на случай если они когда-либо пригодятся снова. Степень уважения к воинам и их положению в обществе и, к примеру, описание их отношений со сборщиками налогов ясно демонстрируют, что военное дело и военная служба занимают достойное место в глазах автора трактата, равно как и то, что эти взгляды были широко распространены в среде провинциального офицерства, а возможно, и среди самих воинов. Здесь же мы встречаем прагматический подход к проблеме убийства людей. В трудной ситуации, полагает автор, «пленных надо либо убивать, либо пускать впереди своих» — мораль, довольно мало совместимая с понятиями «филантропии» и жалости (Velit. § 11, 4, 19)[1634]

.

В конце XI в. византийский писатель Кекавмен, сам бывший военный, составил книгу советов, адресованную сыну, в которой описаны жизнь и моральные ценности провинциальных военных и земельных магнатов. Никоим образом не прославляя войну и не представляя войну Византии с ее врагами как нечто из ряда вон выходящее, Кекавмен совершенно уверен, что моральные ценности провинциального военного и солдата (честь, прямота, справедливость) благоприятно контрастируют с сомнительным поведением городских чиновников и бюрократов, а также придворных. «Не стремись быть константинопольским чиновником, ибо нельзя быть одновременно военачальником и клоуном», — предупреждает Кекавмен (Kek., 268, 10–13)[1635]

. Его мир — это мир истинной веры, мир действий, которыми Бог управляет через молитвы и Святое Писание, однако в этом мире можно использовать ум и хитрость, для того чтобы получить преимущество над врагами, действительными и мнимыми. Это мир пограничных столкновений, где заранее подготовленные правильные военные столкновения могут не являться нормой, где рекомендуются обманы и засады, а уклонение от сражения в невыгодных условиях не является позором (Kek., 178)[1636]

.

Особенно показательной является эпическая поэма «Дигенис Акрит», в которой рассказывается о жизни и деяниях пограничного стратига и его свиты. Эта поэма отражает вневременной образ границы, в котором честь, стыд, семья и Бог являются доминирующими мотивами. Единоборства, подвиги и безжалостное убийство бесчестного врага — таковы ключевые черты этого мира. Столь же важной чертой является любовная история, вокруг которой и построено это произведение. Моральный социум христианских характеров снова наполняется Богом и главными ценностями православия, однако и основные мусульманские персонажи в равной степени наделены честью и мужеством, что означает, что мы видим общество, привыкшее к войне, где возник некий особый повседневный поведенческий кодекс. Император и его двор, да и вообще весь государственный аппарат Восточной Римской империи очень далеки от этого мира и почти не фигурируют в повествовании. Ценятся только военные успехи и личная честь героев этой истории[1637].