Византийская тьма

— О, всемилостивый, пока тебя дома не было, я тебе верно служил. Я отправился в дворцовое казначейство, там все скряги такие, вымогатели. Но с Ферруччи им не так легко справиться. Я взял с собой и те бумажки, которые тебе твой коллега принес. Фармацевт. Они уже уверяют, что бумажки эти недействительны, надо хрисовул выправлять отдельный, указ…

— Ну, говори, говори быстрее, я устал.

— Грамота нужна от великого хартуллария! Короче говоря, я даже денег у них выцыганил на твое домашнее обзаведение. Мне тут помог, есть один такой Телхин, профессиональный клеветник…

— Постой, постой! — Денис уже начинал раздражаться. — Не таранти! Профессиональный клеветник, это что за фигура?

— Да, да, правда, он бывший. Служил обличителем в суде, потом был изгнан по подозрению во взятках, но это ложь, так как он честнейший человек! Теперь пенсионер, но дает консультации, этакая многодетная пиявка.

— Час от часу не легче! Клеветник, обличитель…

— О, синьор! В этой Византии чего вы только не найдете!

— Ладно, а сундуки, сундуки-то зачем?

— Как зачем! — Ферруччи всплеснул тоненькими ручками и выпучил глаза, действительно как лягушка. — Сейчас они пустые, потом тебе станут присваивать новые звания, люди начнут нести тебе благодарности и приношения, куда их станем класть?

Денис понял, что спорить здесь бесполезно.

— Короче. Пожрать у тебя есть?

Ферруччи горестно ударил себя в лоб и кинулся готовить, подавать. Принес в тазу воды умыться, вспомнил про полотенце, бросился за ним, наступил в тот же таз, завертелся, роняя вещи на пол.

— Ферруччи! — успокаивал его Денис.

Ферруччи усадил синьора на резное вычурное кресло из числа им благоприобретенных, спинка его изображала не то льва, не то скорпиона. Ужин был царский — жареная печенка, сладкий фиолетовый лук, бобы во вкуснейшем соусе и целое блюдо разнообразных фруктов. На десерт предлагался кувшин, как говорится в романах, доброго вина.

— Живем, Ферруччи? — подмигнул ему Денис.

— Живем, синьор! — воскликнул тот, обрадованный неожиданной лаской.

Пока Денис добросовестно уничтожал все это, Ферруччи пританцовывал вокруг, заглядывал в глаза. Денис догадался, что надо и поощрить промыслового слугу, сказал ему спасибо. Ферруччи расцвел, как неаполитанская роза.

— А теперь я повинюсь — часть денег я истратил на себя.

— Ну и что? — великодушно сказал Денис.

— Нет, ты взгляни, взгляни на меня, неужели ты ничего не заметил?

— А что я должен заметить?

— Ах, Боже ты мой! Да я ведь без лягушачьего наряда, ты не замечаешь?

— И правда, ты не зеленый.

— Вот, вот… Я теперь не ведомству дворцового эпарха, теперь я служу тебе.

— Ну и хорошо. Я тобою доволен.

— Да ведь и одежда мне теперь положена другая!

— Ах, вот оно что!

— А во дворце говорят, что ты будто бы приехал в столицу с разбойником Маврозумом и по рождению скиф.

— Что, что?

— Скиф!

— Почему именно скиф?

— Или тавроскиф, они где-то друг возле друга обитают… Вот, если ты не будешь возражать, я сделал себе на скорую руку скифский костюм.

Тут только Денис заметил, что трудолюбивый предок Колумба сменил свое прежнее трико и шляпочку вестника богов на какие-то бесформенные хламиды, в которых он похож на провинциальную бабушку или кочан капусты.

Усталость брала свое, сытый, он улыбался, Ферруччи хлопотливо подкладывал ему подушки. Задул фитиль чайничка, и в тот же миг сон отлетел прочь, как будто его и не бывало. Прожитый день вновь проворачивался жерновами в утомленном мозгу.

Старый хрыч в глубоком подполье где-то творит свои бесовские шашни, прячась от стражей царского уха и патриаршего глаза. Вдруг мысль неожиданная обожгла: а что, если заставить пресловутого Сикидита все эти запрограммированные оккультной наукой манипуляции произвести в обратном порядке? Попадет ли он, Денис, на тот свет так же, как попал на этот? Или наоборот — на этот свет так же, как на тот?

От этой мысли холодно стало в груди. А вероятность попадания? А не расчлениться бы, не распластаться среди сходящихся плоскостей бытия? Не попасть бы в какой-нибудь другой год, например, в 1937-й!

Мысли путались, а сон не шел. Чудился тонкий запах лаванды, смешанный с чем-то неведомым и волнующим. Денис даже не мог вспомнить, в чем она была одета, кроме того платка в фускарии Малхаза. Платье, то есть стола, совсем простое, с вышивкой какой-то, рукава буфиками до локтя, обнажавшими грациозные руки. На плечи накинут лор — так, что ли, он называется? — узкий шарф с узорами и гербами.

И он уже все-таки засыпал, как услышал чей-то рыдающий крик снаружи. Предок Колумба в прихожей засуетился, вскочил. Тысячи ног бежали по коридору, как табун лошадей.

— Он умер, он умер!

Вбежал врач Фармацевт, держа шапочку-тимпанчик.

— Боже милостивый, он умер!

— Да кто умер, кто умер? — не понял спросонок Денис.

— Ну кто же умер? Мануил умер, его величество, боже правый, он умер!

10