Византийские исихастские тексты

Они (а не мы, защитники истины благодатью Самой Истины[1046]) говорят, что не только оный божественный и сверхъестественный и невечерний свет, слава Отчая, в которой, по обетованию[1047], снова явится Спаситель и в которой «праведники вос

сияют, как солнце»[1048], серединой которых, словно в нетленном хороводе, будет Он[1049], сияя вместе с божественно осияваемыми Им; не только оный свет, «у которого нет изменения и ни тени перемены

»[1050], возблиставший посредством единой с Богом (διὰ τῆς ὁμοθέου) плоти, подающей богатство вечной славы божества (σαρκὸς τῆς πλουτούσης καὶ χορηγούσης[1051] τὴν ἀΐδιον τῆς θεότητος δόξαν), но и всякая божественная сила и энергия — или неотличима от сущности, или причисляема к творениям. Ведь зная, что слова о неразличимости божественной сущности и энергии есть поистине признак безбожия (ибо таковая сила или энергия, будучи на самом деле только этим (ἡ τοῦτο δὴ μόνον οὖσα), никогда не могла бы пребывать в собственной ипостаси, а высочайшая сущность триипостасна), а утверждение, что божественная сила и энергия тварна, является неестественным и чудовищным разделением и рассечением божества, не меньшим безумия Ария, — мы, прекрасно зная это, и сохранили нераздельность сущности и энергии. Ведь никогда не зрима сама по себе, без имеющей её сущности, энергия и сила[1052], но оная [энергия] вполне узревается в [той сущности], которой и принадлежит. Ведь если Сын и называется

силой Отчей[1053] как существующий нераздельно от Отца, то [именуется также] и Сыном, чтобы ты знал, что Он существует и Сам по Себе, и чтобы ты в заблуждении не подумал, что Он есть таковая сила — не ипостасная, но существующая в

[Отце][1054]. Таким образом мы и прекрасно сохранили нераздельность сущности и энергии, не расчленив [их] тварным и нетварным, и благочестиво и согласно отцам, сказали об [их] различии. Ведь энергия существует от триипостасной и поклоняемой сущности и богоприлично снисходит к твари, не отделяясь от сущности, и, согласно Василию Великому[1055], творения познают её и именуют. Сущность же, ее причина, совершенно неуразумеваема, неприступна, безымянна, сама по себе превыше всякого познавательного примышления (ἐπινοίας) и обозначающего именования и вовсе неприкосновенна для предположительной догадки (στοχαστικῆς ὑπονοίας). Ибо не существует, нет ничего из сущего, что обладает способностью познать природу Творца, но разумные творения и сами замечают ее творческую и промыслительную энергию и силу.

Глава 9. Повторение и частичное опровержение сказанного Акиндином о божестве и представление надежных слов о нём Паламы

В то время как мы говорим это, [имея в виду] оного Варлаама, плохо и соединяющего, и разделяющего [божество], и избегаем обоих этих зол как противоположных, но однородных в нечестии, вслед за ним преследователь благочестия становится и нашим гонителем. Он смешивает несмешиваемое, движет недвижимое, громко вопит, как бы нечто поразительное трубит, пронзительно кричит сильно измененным от рвения — не по разуму, а, скорее, по лицемерию — голосом, чуть ли не разрывает на себе одежду наподобие оного Каиафы[1056], произнося: «Кто слышал то, что слышим мы нынче, о двух нетварных и различных божествах или об одном, [состоящем] из двух таковых?» А между тем он сочетает и перечисляет разделения и противопоставления, чтобы призвать слушателей к обороне, говоря: «… из высшего и низшего, действующего и подверженного действию, невидимого и духовно видимого телесными глазами».

Но удержи бесстыдное негодование и крик, чтобы мы рассмотрели, что ты говоришь, и с какими доводами связываешь и повсюду рассылаешь таковые [обвинения] против нас, и всех поднимаешь на нас (по крайней мере, сколько от тебя зависит), и всё смущаешь, точнее же делаешь всё, даже если достигаешь меньшего, чтобы смутить [других], изображая своё смущение. Итак, воздержись хоть на немного от стремления говорить безрассудно, и узнай, и дай отчет, чтобы мы смогли увидеть, что же именно ты утверждаешь, — не только мы, но и [ты] сам вместе с нами. Ведь и ты похож на находящегося в затруднении, когда говоришь: «Кто слышал то, что слышим мы нынче, о двух божествах или одном, [состоящем] из двух, притом противоположных?»